КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка - Эдуард Макаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Группа сотрудников, имевших контакты с журналистами, выехала к месту встречи вместе с работниками МИДа. Руководил освещением встречи умудренный дипломат Л.М. Замятин.
Первый день проходит с большим напряжением. Оно усиливается. Без сомнения, его нагнетают непримиримые пакистанские и индийские журналисты. Пришла в голову идея свести их за дружеским ужином, поговорить по душам. Помогло нам радушие узбеков. Друзья сделали плов. Да какой! Выставили щедрые и вкусные яства.
Лед растаял. Фон изменился. Смягчились выступления в прессе. Это благотворно сказалось на итогах встречи. Обычно сдержанный на похвалы Косыгин не удержался от выражения благодарности нашим сотрудникам за поддержку.
* * *
В 1961 году Шелепин предложил мне пост заместителя начальника Главного управления контрразведки. Руководил им тогда О.М. Грибанов — крепкий профессионал, человек очень трудолюбивый и не жалующий лентяев.
Пребывание в должности одного из руководителей контрразведки очень много дало мне. Как раз в это время было задержано несколько зарубежных агентов, засылавшихся в нашу страну под видом туристов, а также работавших «под крышей» иностранных посольств. Тогда же возникло и громкое дело, связанное с разоблачением Пеньковского. Это было первое разоблачение агента английской и американской разведок столь высокого ранга. Полковник Пеньковский, сотрудник Главного разведывательного управления Советской армии, выполнял свою работу, находясь на ответственном посту в Государственном комитете по науке и технике. Он имел хорошие связи в кругах высокопоставленных военных, среди сотрудников государственного аппарата. Завербовали его англичане, используя присущие ему карьеризм и корыстолюбие. Пеньковский не скрывал своего недовольства службой, считал себя неоцененным. Обычное явление для посредственности, мнящей себя гением. Работая против своей страны, Пеньковский зло мстил за неудовлетворенные амбиции. Не стану сейчас восстанавливать конкретные эпизоды, одно только могу сказать: работа в контрразведке значительно расширила мой кругозор, а контакты и встречи с представителями зарубежных государств позволили лучше понять политику этих стран и работать точнее и результативнее.
В октябре 1961 года Шелепин стал секретарем ЦК КПСС, а вскоре по совместительству назначен заместителем председателя Совета министров СССР. Таким образом, он сосредоточил в своих руках огромную власть.
Это сразу вызвало настороженность в окружении Брежнева. Пошли разговоры, что кто-то поддерживает его, Брежнева, а кто-то выступает на стороне Шелепина. Думаю, при всех отрицательных качествах Шелепина его энергия и эрудиция могли бы принести немалую пользу стране, но, к сожалению, этого не произошло.
ВМЕСТО ШЕЛЕПИНА председателем КГБ был назначен В.Е. Семичастный. Я знал его со времен войны, когда мы оба были эвакуированы из Донбасса в Сибирь. Я жил в Ленинске-Кузнецком и до ухода в армию был вторым секретарем городского комитета комсомола, а Семичастный в находившемся неподалеку Анжеро-Судженске работал первым секретарем горкома ВЛКСМ. Затем я ушел на фронт, а Семичастный после освобождения Донбасса вернулся туда и стал секретарем Сталинского обкома комсомола. Потом его перевели первым секретарем во Львов, после чего избрали секретарем ЦК комсомола Украины, а позднее — и первым секретарем ЦК ВЛКСМ.
Как правило, комсомольские руководители со временем переходили на партийную работу. Так было и с Семичастным. Его избрали вторым секретарем ЦК компартии Азербайджана, и уже с этого поста он попал в КГБ.
О том, что знакомы еще по Сибири, мы оба никогда не вспоминали. Я в то время был заместителем начальника контрразведки. Когда представился новому председателю КГБ, он лишь спросил, где я работал до того, как пришел в органы безопасности, и мы тут же заговорили о делах. Как я понял, Семичастный либо не читал моего личного дела, либо не хотел возвращаться к тем далеким годам в Сибири. Мне же напоминать о нашем прошлом показалось неудобным: это могло быть неправильно истолковано. Объяснились мы по этому поводу лишь через несколько лет, и притом совершенно случайно.
Владимир Ефимович обладал большим опытом политического руководства. Говорили, будто он малообразован, но я бы этого не сказал. Он быстро схватывал любую идею, поддерживал толковые предложения, легко находил контакт с людьми, был прост в обращении и доступен. И надо сказать, очень внимательно относился к профессионалам, намного разумнее и вдумчивее, чем Шелепин, расставлял людей, не рубил с плеча, ломая структуру органов госбезопасности, хотя кое-что тоже менял. Семичастный прислушивался к мнению сослуживцев и, если считал их рекомендации полезными, не держался за собственное решение. Правда, находились и такие, кто злоупотреблял его доверием, чтобы протащить свою, не всегда достойную идею. Пожалуй, я мог бы сказать, что Семичастный был слишком доверчив, хотя в принципиальности ему отказать нельзя.
Помню, когда министром внутренних дел назначили Н.А. Щелокова, в разговоре с членом Политбюро А.П. Кириленко он не скрывал резко отрицательного отношения к этому назначению и охарактеризовал Щелокова как человека недостойного, известного своей коррумпированностью и продвигающегося по службе только благодаря покровительству Брежнева.
В бытность председателем КГБ Семичастный не раз ставил перед ЦК партии масштабные вопросы, касающиеся жизни страны. В отличие от Шелепина, намного острее чувствовал угрозу со стороны спецслужб Запада и настаивал на более серьезном отношении к информации по поводу их замыслов и планов. К сожалению, он далеко не всегда находил в ЦК нужную поддержку.
Надо сказать, судьба вообще его не баловала. По-видимому, мешала Семичастному и его сравнительная молодость, ведь при Брежневе большинство руководителей было почтенного возраста, а тут вдруг комсомолец. Вокруг Семичастного плелись интриги. Сторонники Брежнева были уверены, что Шелепин претендует на место Генерального секретаря, и старались внушить эту мысль руководителям партии. А Семичастный считался человеком Шелепина, следовательно, он тоже из лагеря «противника», и потому — фигура явно нежелательная. Недоверие к председателю КГБ подогревалось претендовавшими на большее руководителями подразделений КГБ, пришедшими из партийных организаций Украины. Пользуясь связями с Брежневым, они успешно против него интриговали.
Пострадал он, можно сказать, ни за что. В 1967 году в Индию уехала дочь Сталина — Светлана Аллилуева. В том, что ей нужно было ехать туда, ни у кого сомнений не возникало: она везла на родину прах мужа. Так думали все мы, так считал и Семичастный. Однако поездка требовала согласования, и Семичастный получил санкции у А.И. Микояна — председателя Президиума Верховного Совета СССР и у председателя Совета министров СССР А.Н. Косыгина.
Как известно, на свою родину Аллилуева не вернулась. По этому поводу ходило и до сих пор ходит много слухов, но мне не хотелось бы ссылаться на кулуарные разговоры, я пишу лишь о том, что знаю сам.
Причины своего поступка Светлана Аллилуева изложила в опубликованных воспоминаниях. Мне думается все же, что решение она приняла под влиянием эмоций, скорее, из-за нанесенного ей оскорбления. 5 марта 1967 года она приехала в советское посольство в Индии, имея билет до Москвы на 6 марта. Светлана встретилась с послом Венедиктовым и даже обедала с ним. 5 марта — день смерти ее отца, но никто даже не выразил ей чисто человеческого сочувствия. Каким бы ни был Сталин, это ее отец. Светлану Аллилуеву оставили одну, наедине со своими невеселыми мыслями, а ночью она ушла в посольство США.