Асексуалы. Почему люди не хотят секса, когда сексуальность возведена в культ - Анджела Чэнь

Глория Стейнем назвала эту фразу трюизмом[185]. В статьях New York Times с 1989[186] по 2017 год[187] можно найти неоднократные упоминания о том, что изнасилование – это не секс. В 2016 году ученые-бихевиористы, пытавшиеся уменьшить сексуальные посягательства в кампусе, предложили фразу: «Секс без взаимного согласия – это не секс, это насилие»[188]. Популярность этого лозунга уже прошла, но сам он не исчез, и многие повторяют аналогичные фразы, почти всегда с добрыми намерениями.

Это правда, что изнасилование часто используется как политический инструмент. Это правда, что обсуждение того, что было надето на жертве, надуманно и мешает и что мало кто из жертв изнасилования рассказывает о нем[189]. Люди справедливо протестуют, увидев заголовки вроде «Пятидесятипятилетнего мужчину обвиняют в сексе с десятилетним ребенком». Ребенок не может дать согласие, поэтому случившееся следует называть изнасилованием, а не сексом. Изнасилование и секс не взаимозаменяемые термины. Я готова повторять это снова и снова.

Но представление о том, что изнасилование – это вообще не секс, и что одно полностью отличается от другого, также неверно. Молчаливое мнение «изнасилование – это не секс» означает «изнасилование – это плохо, а секс – это хорошо». Таким образом, точка зрения «изнасилование – это не секс» пытается спасти секс, потому что если изнасилование является насильственным, жестоким и плохим и это не секс, то сам секс не должен быть принудительным и жестоким. «Утверждение, что «изнасилование – это насилие, а не секс», сохраняет норму «секс – это хорошо», просто определяя принудительный секс как «не секс», независимо от того, имеется ли в виду секс для преступника или даже для жертвы, которой трудно пережить секс без повторного переживания изнасилования, – написала Кэтрин Маккиннон в журнальной статье 1989 года об удовольствиях в условиях патриархата. – Все, что является сексом, не может быть насильственным; все, что является насильственным, не может быть сексом»[190]. Но в реальности все сложнее. Результатом такого отношения становится то, что, как резюмирует Маккиннон в другой статье, «пока мы говорим, что [изнасилование, порнография, сексуальные домогательства, сексуальное насилие] являются злоупотреблением насилием, а не сексом, мы не можем критиковать сам секс, а также то, что было сделано с нами во время секса, потому что мы оставляем грань между изнасилованием и половым актом, сексуальными домогательствами и половыми ролями, порнографией и эротикой прямо там, где она сейчас находится»[191].

Секс описывает тип физического контакта. Он может быть хорошим, а может быть и плохим, и принудительным, и невынужденным, и любым промежуточным вариантом, включая принудительное и ненасильственное при одном и том же контакте. «Изнасилование – это не секс» создает бинарную систему, но сексуальный опыт и согласие не являются бинарными. Существуют разные типы сексуального опыта и разные типы согласия, поэтому бинарная формулировка не соответствует действительности. Во многих случаях невозможно провести четкую грань между изнасилованием и сексом, и попытки сделать это нам ничего не дают. «Изнасилование – это не секс» позволяет каждому согласиться с тем, что отдельный, пугающий, принудительный контакт, называемый изнасилованием, – это плохо, без учета динамики, которая движет огромным спектром сексуальных контактов, которые, по крайней мере, могут быть частично добровольными, но при этом насильственными; добровольными и также наносящими вред; добровольными, но при этом с принуждением.

Большинство не знает об асексуальности, поэтому люди, которые могли бы идентифицировать себя как асексуалы, особенно уязвимы для сексуального давления. Асы говорят «да» сексу, которого мы на самом деле не хотим. Так делают почти все. В одном исследовании 2005 года 28 процентов женщин заявили, что их первый сексуальный опыт был «добровольным, но не совсем желанным»[192]. В другом исследовании с участием 160 студентов колледжей, состоящих в отношениях, более трети сообщили, что соглашались на нежелательный секс в течение двух недель[193]. Все эти вопросы об «обязанности заниматься сексом» в браке показывают, что такая проблема существует не только у студентов колледжей. «Я неоднократно давала согласие партнерам, но мысленно не хотела этого делать, – говорит Себастьян, модель из Канады. – Даже если бы кто-то из них уловил язык моего тела, я бы все равно сказала: «Нет, все в порядке, продолжай“, – потому что иначе возникло бы чувство вины и стыда за то, что не я хотела этого». Во всех этих случаях наблюдается своеобразная форма «да» и своеобразная форма «нет».

Простая банальность «изнасилование – это не секс» не может учесть всех этих тонкостей и вместо этого заставляет людей задуматься, как им справиться с мысленным негативным опытом и как разрешено чувствовать себя после этого. Она не дает возможности подумать о том, какая отметка (на физическом, культурном или эмоциональном уровне) соответствует обозначению изнасилования и как быть с сексом по принуждению, который просто не дотягивает до нее. Если вы сказали «да», но язык вашего тела демонстрировал отнюдь не восторг, то разве такой секс, не являющийся изнасилованием, – это хорошо? Тогда почему вы чувствуете себя плохо? Вы потеряли право на сожаление и право чувствовать себя плохо и жаловаться на вред?

Я, конечно, упрощаю, но в основном потому, что бинарная формула слишком проста. Вынужденный выбор между изнасилованием и приятным сексом заставляет ходить по кругу. На самом деле добавление некоторого количества давления или насилия может просто превратить секс в более жесткий секс, но не со столь сильным принуждением или насилием, чтобы любой, включая человека, который занимается им, мог бы спокойно назвать это изнасилованием. Также можно почувствовать насилие, когда вы сказали «да», или принуждение и насилие из-за травмы от прошлых встреч, даже если партнер не сделал ничего плохого в настоящем.

Чтобы учесть эти варианты, необходима более широкая перспектива. Изнасилование не равно сексу, но это форма секса, и границы могут стираться. Изнасилование – это ужасно и жестоко. Секс также может казаться ужасным и жестоким, даже если никто не думает, что это было изнасилование, даже если у участников не было плохих намерений, и нет оснований для судебного преследования. Причиняющий вред секс по обоюдному согласию – не такая уж редкость, и людям должно быть позволено свободно говорить об этом, используя данные термины. Пострадавшие от секса заслуживают поддержки независимо от того, согласились ли они на него. С другой стороны, все мы должны признать, что можем причинить кому-то вред, даже если не хотели этого и даже если старались быть внимательными к партнеру.

Убеждение, что секс – это хорошо, также игнорирует нужды асов, переживших сексуальное насилие. Организаторы Resources for Ace Survivors сотрудничали с