Последний рывок - Игорь Черепнев

Кроме того, генерал невольно ревновал. Ещё совсем недавно он вполне обоснованно считал себя другом Михаила Александровича. Их взаимоотношения не сводились лишь к взаимоотношениям командира дивизии и начальника штаба, а были, скорее, боевым братством. Тем более что в какой-то мере их объединяло пусть и весьма далёкое, но всё же кровное родство. Теперь же возле великого князя, да и его венценосной матушки находились внешне совершенно разные люди — генерал Келлер, академик Павлов и подполковник Гуров. Именно они стали его ближниками. Но приказ и долг превыше всего, тем более что капитан Волгин не дал ни малейшего повода или намёка на своё особое положение, а напротив, вёл себя, как тактичный офицер, не забывающий, впрочем, о своем достоинстве. А посему — долой самоедство и делай, что должен, и свершится, чему суждено…

— …И учтите, Иван Георгиевич, что, попав в Туркестан, вы одновременно окажетесь сразу в двух мирах. И чем далее вы отъедете от резиденции генерал-губернатора, тем более четкой станет эта грань. Вы читали роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»?.. Да? Великолепно, тогда я вам гарантирую такое же путешествие во времени, которое совершил герой этой книги, только с поправкой на специфику Востока. И для этого переноса вам вовсе не обязательно получать удар ломом по голове, скорее этого следует опасаться при перемещении по улочкам Бухары. В Туркестане этой зимой совсем не было снега, а потом засушливая весна с сильными морозами. Урожай практически загублен. Поставки зерна из России значительно сократились по причине боевых действий, нет средств для ремонта плотин. Налоги, реквизиция лошадей и верблюдов, телег и юрт. Как следствие — рост преступности. Дехкане, лишившись пропитания, сбиваются в банды. После чего мгновенно находятся весьма красноречивые проповедники, которые убедительно объясняют, «что во всем виноваты эти русские, что все их железные дороги, телеграф, больницы — происки Иблиса и прочих шайтанов. Неурожай — это кара Аллаха за отказ от обычаев предков. И стоит лишь прогнать урусов, как мгновенно воцариться аль-фирдаус», то есть рай. И весьма многие этому верят. У обывателей, живущих в Бухаре, своя, порой непонятная для европейцев, психология. Вот ответьте, уважаемый Иван Георгиевич, по вашему мнению, какой начальник полиции более уважаем простыми бухарцами — добрый и честный или злой и жадный? И кто из них будет эффективнее бороться с преступниками?

— Так сразу и не решишь, Петр Александрович, — не спеша ответил Волгин. — Жизнь учит, что идеал встречается только на страницах романов. У нас в полку в октябре четырнадцатого молодой подпоручик, начитавшийся Толстого и пальцем ни разу не тронувший нижних чинов, завёл в атаке своих солдат под германские пулеметы. А фельдфебель, коего они же не без причины именовали «шкурой», выбивающий дурь и глупость кулаками, сумел в итоге вывести оставшихся в живых из окружения. И сам лично троих гансов в штыковой заколол.

— Да-с, Иван Георгиевич, вы правы. Фронт быстро излечивает от иллюзий и приучает быть циничным реалистом. Но представьте себе, что иногда бывают чудеса. Есть такой человек в Бухаре — Мирзо-Хаит Сахбо, который несколько лет назад был миршабом, то есть начальником полиции Бухары. Сейчас, кстати, он лишён всех постов и числится мелким чиновником.

Так о нём написал Шариф-Джон-Махдум. Начальник полиции в Бухаре — очень и очень непростая должность, на ней вообще не платят жалованья. А средства на пропитание и на подарки эмиру следует изыскивать, беря мзду с воров и владельцев игральных притонов, а следовательно — не бороться с преступниками, а руководить ими. Мирзо не брал мзду, укоротил преступников и даже сумел решить вопрос с освещением улиц. Эти «прегрешения» какое-то время ему прощали, но, о ужас, — он не делал подарки эмиру. Теперь же Мирзо-Хаит Сахбо грозит зиндан. Зато один из его предшественников, миршаб Абдурахим-бек, который был прозван в народе «гуладинг» — чурбан, что полностью отвечало как его скверному характеру, грубости и полной безграмотности, так и внешнему облику, главным украшением которого являлись маленький рост и огромное брюхо, продержался на этом посту значительно дольше…

Большая часть знати, включая и эмира, держит деньги в подвалах, не доверяя банкам. Говорят, что за год до войны мыши изрядно подсократили казну Сеид Алим-хана — практически полностью погрызли казначейских билетов на полмиллиона рублей. В общем, порядок и закон держится в основном на российской военной администрации, и многие из жителей Бухары, у которых есть деньги, пытаются перейти в русское подданство и тем самым защитить себя от произвола местных властей. Эмират напоминает сейчас перегретый паровой котел, который может взорваться в любой момент, а в топку тем не менее постоянно подбрасывают дрова. По моим прикидкам, мы прибудем в Бухару как раз перед большим местным праздником «дегача-пази», когда лучшие повара соревнуются в искусстве приготовления плова. Поглазеть на это зрелище, да и хоть раз поесть досыта совершенно бесплатно, соберутся толпы людей. И достаточно любой случайности, не говоря уже об умысле, чтобы пролилась кровь. Помнится, когда короновался император Николай Александрович, на Ходынском поле погибли или пострадали почти три тысячи москвичей…

* * *

В общем, общая дорога и общее дело, как правило, сближает людей, которые привыкли по совести выполнять свой долг. Отношения между Половцевым и Волгиным если и не стали дружескими, то заметно потеплели. А распитая под неспешную беседу бутылочка Шустовского окончательно закрепила сложившийся статус-кво генерала и капитана. Чем больше вёрст наматывали на себя перестукивающие на стыках рельсов колёса вагонов по территории Туркестана, тем больше тревога заползала в сердце. Попадавшиеся навстречу при остановках торговцы из местных с подобострастием кланялись русским господам, но стоило лишь отойти на несколько шагов, как раздавались проклятия на местном языке, который отлично понимал Половцев, а остальные были обеспечены карманным русско-узбекский словарем Лапина, изданного в Самарканде еще в 1899 году. Заправка паровоза водой, догрузка углем растягивались во времени всё больше и больше, а спесь и зазнайство начальников станции, пытающихся в первую очередь обеспечить всем необходимым составы, имеющие то или иное отношение к Земгору, вот уже несколько раз приходилось сбивать начальственным генеральским рыком и озвучиванием ключевых фраз из бессмертных произведений Салтыкова-Щедрина: «Не потерплю и разорю!» А уж если чуть позади разъярённого его превосходительства стояло два звероподобных прапорщика явно из фронтовиков, с расстёгнутыми клапанами кобур, из которых выглядывали рукоятки люгеров, то желание фрондировать мгновенно вылетало из головы незадачливого чинуши, а условные рефлексы стимулировали обильное выделение влаги из потовых желез, а иной раз и из другой системы организма, после чего нижняя часть вицмундира нуждалась в немедленной стирке.

В очередной раз Половцев мысленно высоко оценил подготовку данной экспедиции — в одном из вагонов ехали не два, а три состава паровозной прислуги, включая, естественно, и механиков. Ибо к местным паровозникам доверия не было. Поначалу эти мелкие на первый взгляд детали объясняли привычным для провинций Российской империи бардаком и своеобразным толкованием местными чиновниками закона всемирного тяготения Ньютона: «Юридическая сила столичных указов, как и необходимость их выполнения, обратно пропорциональна квадрату расстояния между Петроградом и резиденцией провинциального генерал-губернатора». Но постепенно мелочи стали соединяться в единую картину. Первым своими подозрениями поделился Волгин: