Университет - Бентли Литтл

– Знаете, Кен, я все больше убеждаюсь в том, что секрет успешного творчества – не в таланте или способностях, а в наглости. И поэтому так много великих произведений были написаны молодыми людьми. У них есть наглость молодости. Они думают, что всё знают, и уверены, что все их идеи абсолютно оригинальны. Но с возрастом, узнавая все больше и больше, человек начинает понимать, как скудны его познания и как похожи его идеи на те, которые высказывались до него. И на акт творчества начинает давить тяжелый груз.

– А как же Джойс, Пруст, Лоре…

– Все они были наглыми до самого конца. И отказывались замечать схожесть своих работ с работами других. Думали, что они абсолютно оригинальны. Другими словами, им не хватало самокритики.

– То, что вы говорите…

– Я говорю, что я – усталый старик и слишком выгорел изнутри, чтобы создать что-нибудь стоящее.

– Ну, мир легко проглотит еще один роман о кризисе среднего возраста еще одного измученного профессора английской литературы.

– Шутка. – Йен рассмеялся. – Вы заметили, что сейчас пошутили? Для вас еще не все потеряно.

– Это мы обсудим позже. – Кифер улыбнулся. – Но не думайте, что вам удалось соскочить с крючка. На меня давят, а я давлю на вас. Мне необходимо, чтобы до конца семестра вы опубликовали два эссе или обзора или один короткий рассказ. – Он отошел к двери. – Подумайте об этом.

– Обязательно.

Йен захлопнул за ним дверь и вновь откинулся в кресле. Не углубляясь в подробности, он вдруг подумал, а нет ли в системе высшего образования чего-то, что душит творчество? Или, может быть, именно недостаток знаний, свойственный юности и невежеству, обеспечивает способность к безоглядному творчеству? Одному богу известно, как его коллеги-преподаватели, начинавшие как поэты, прозаики и драматурги, ломались под гнетом своих литературных предшественников, тщетно пытаясь достичь уровня классиков, творчество которых они преподавали, и получить одобрение своих коллег. А ведь если б они не знали, с кем пытаются соревноваться, то вполне могли бы создать нечто стоящее…

Сам он с момента ухода Сильвии не пытался написать даже захудалый обзор.

Но на этот раз Кифер прав. Ему пора поднять свою задницу и что-то написать.

– Опубликуй или погибни, – вслух произнес Эмерсон.

Он встал и потянулся. И увидел из окна драку на лужайке под окнами. Двое молодых людей колотили друг друга на зеленом пятачке между Нельсон-холлом и «Хангер хат». Практически мгновенно к этим двоим присоединились другие студенты, набежавшие со всех сторон. Один из юношей обогнал девушку, бежавшую перед ним, и ударил парня за ней в спину. Еще один ударил первого по коленям. Подбежали еще больше студентов. С высоты все это напоминало стычку на хоккейном поле или схватку на бейсбольном – круг дерущихся сжимался, все толкались, били и царапались совершенно бессистемно, желая лишь ударить посильней и попасть, не важно по кому.

«Мы должны убить Университет. Или он убьет нас».

Йен наблюдал за стычкой еще несколько минут, замечая, как ярость дерущихся нарастает, а не ослабевает, как толпа растет, а не уменьшается, а потом отвернулся от окна и сел в кресло. Ему стало холодно.

Подумав мгновение, он взял в руки «диссертацию» Гиффорда Стивенса.

Откинувшись в кресле, открыл первую страницу.

И погрузился в чтение.

* * *

Закончив читать, Йен медленно закрыл папку и положил ее на стол.

«Университет – это живое существо».

Такова была суть и главная идея теории Стивенса. Кампус не захватывали потусторонние силы, его никто не проклинал, его не строили на священной земле или на месте древних захоронений. Ничего из этой набившей оскомину ерунды.

Университет – это живое существо. Живая, развивающаяся сущность.

Причина такого положения дел не называлась – возможно, она была непонятна самому Стивенсу, – но в незрелой философии и скучной претенциозности его работы присутствовали несколько интересных наблюдений и весьма оригинальных выводов. Происходили ли указанные в «диссертации» события в действительности, осталось до конца неясно, но они были достаточно близки к событиям, развивающимся сейчас в Брее, и подобные параллели немного настораживали. По Стивенсу, четырехлетние периоды эскалации насилия ранее регистрировались в Сандерсон-колледже в Нью-Гемпшире, в Окхерст-колледже во Флориде и в государственном университете в Спрингфилде, штат Иллинойс. Во всех трех учебных заведениях все началось с необычно высокого уровня преступности по сравнению с другими, похожими по размеру и структуре, университетами. В каждом из них наблюдался значительный рост количества нападений, изнасилований, нанесения тяжких телесных повреждений и убийств приблизительно в течение двух лет с момента начала исследования. За последние два года наблюдений во всех трех учреждениях в психиатрические лечебницы были помещены двенадцать профессоров, тринадцать сотрудников и пятьдесят студентов. Пятнадцать преподавателей, десять сотрудников и почти сто студентов были обвинены в нанесении тяжких телесных повреждений, изнасилованиях или убийствах и приговорены к тюремным срокам. Еще восемь преподавателей, двенадцать сотрудников и пятьдесят студентов были арестованы и находились под следствием.

Действительно, очень странная статистика. Ошеломляющая. Но еще больше потрясали и пугали анекдотичные истории о кошмарных событиях, якобы происходивших в этих университетах, о которых Стивенс, по его словам, узнал практически из первых уст. В Сандерсон-колледже небольшая группа преподавателей английского, истории и философии – поклонявшихся, согласно друидской религии, деревьям – три года подряд каждый семестр кастрировала по одному студенту с наиболее высоким средним баллом и прибивала их гениталии к вязу, растущему в кампусе, чтобы обеспечить всем членам университетского сообщества здоровье, счастье и долголетие. В Окхерсте футбольная и баскетбольная команды, а также члены двух студенческих братств еженедельно устраивали человеческие жертвоприношения в спортивном зале. Крови их жертв хватило на то, чтобы на три фута наполнить бассейн олимпийских размеров, и президент колледжа с женой проплыли в нем двадцать кругов, а затем спарились, стоя на пятиметровой вышке, под восторженные крики студентов. Целью ритуала было излечение их дочери от синдрома Дауна. В университете в Спрингфилде группа из пятнадцати профессоров-иммунологов из Европы, участвующая в конференции по СПИДу, подверглась групповому изнасилованию, в котором приняла участие сотня ВИЧ-положительных студентов.

И это только наиболее яркие из произошедших событий, а ведь было еще много, очень много других случаев, начиная с таинственных голосов в библиотеках и кончая университетским транспортом, который вдруг начинал двигаться по собственной воле. Все это Стивенс относил на счет самих университетов, которые, по его мнению, являлись живыми существами, способными как мыслить, так и действовать.

«Университет, – писал он, – способен контролировать все вариабельные факторы в пределах своих границ, начиная от размеров аудиторий и кончая температурой, пригодной для размножения насекомых, обеспечивающих рост растений на его территории. Студенты, преподаватели и сотрудники неизбежно превращаются в прислугу, которая обеспечивает удовлетворение все возрастающих и все более безумных аппетитов учебного заведения – они дерутся, убивают, умирают и спариваются ему на потеху, предлагая себя в качестве его пищи, и жертвуют собой ради монстра, требующего жизнь за жизнь».