Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без - Наталья Павлищева

Друзья стойко молчали, даже сплетница Софи Карамзина, которую страшно не любили за гадкий язык.

А дела Опеки шли своим чередом, родственники сопротивлялись, муж Ольги Сергеевны Павлищев все набивал и набивал цену, а имение тем временем разорялось, долги росли. Наталья Николаевна вздыхала:

– Пока дойдет до покупки, его сразу будет нужно продавать за долги.

Она не очень представляла себе, что такое Михайловское, но что там Лукоморье, знала точно. Одного этого хватало, чтобы выкупить имение для своих детей. Привезти Машку. Сашку, Гришку, Наташку в Лукоморье – что могло быть лучше? Там русский дух, там Русью пахнет…. Там Пушкин…

А потому все объяснения, что дом в Михайловском обветшал донельзя, что имение страшно запущено, сад не плодоносит, а пруд почти высох, что там нет усадебного хозяйства и жить невозможно не только зимой, но и летом, казались пустыми страшилками. Она все сможет, там Пушкин, значит, им с детьми надо туда!

Сергей Львович отговаривал, а сам ездил в Михайловское ежегодно. Ездил, значит, жить можно?

Ей было невдомек, что уже весьма пожилой Сергей Львович, разменявший восьмой десяток, ездит в Михайловское по амурным делам. Старик влюбился в молоденькую соседку и ухаживал за ней вполне серьезно…

Но Наталью Николаевну амурные успехи или неуспехи свекра не интересовали, она торопила Опеку еще и потому, что уже был готов заказанный памятник на могилу Пушкина, вдова попросила не устанавливать без нее, и правильно сделала. Работы оказалось куда больше, чем ожидалось, понадобилось обустроить могилы Пушкина и Надежды Осиповны заново. Этого не стали бы делать без самой вдовы, поставили бы памятник просто так, он наверняка немного погодя провалился бы.

В Михайловское Наталью Николаевну влекла масса дел, связанных с Пушкиным и его памятью.

Казалось, волокита с покупкой у родственников Михайловского никогда не закончится. Наталья Николаевна уже начала впадать в отчаянье, переживая, что муж Ольги Сергеевны Павлищев не позволит довести дело до конца, и придется еще одно лето безвылазно сидеть с детьми в душном Петербурге. Нанимать дачу в надежде все же уехать в Михайловское она не стала, а отправляться, не будучи там хозяйкой, тоже не хотелось. Наталья Николаевна слишком хорошо помнила свое положение в Заводе…

Но сколько веревочка ни вилась, пришедшему на помощь молодой вдове графу Строганову удалось договориться со всеми собственниками, и имение было Опекой выкуплено на имя детей Пушкина.

Держа документы в руках, Наталья Николаевна расплакалась. Григорий Александрович смутился:

– Отчего вы плачете, все же решилось благополучно?

– Пушкин так мечтал оставить Михайловское детям…

– Радуйтесь, вы выполнили желание мужа.

Она покачала головой:

– Нет, не я – Опека, то есть государь. Мне самой ни за что бы этого не сделать… И без вашей заботы, граф, также. Благодарю.

Строганову понравился такой ответ вдовы, хорошо, что она благодарна всем помогавшим.

– Господь с вами…

За два месяца до их отъезда в Михайловское под наблюдением Никиты Козлова отправлен обоз из шести саней, везший библиотеку. Никита уверял, что постарается чуть привести в порядок и дом тоже, чтобы там можно было жить…

Михайловское не Полотняный Завод, это она поняла сразу. Дом обветшал, все покосилось, облезло, прохудилось настолько, что казалось: первым же хорошим порывом ветра снесет либо крышу, либо весь дом сразу. Живо вспомнилось пушкинское «жалкая лачужка». Эту лачужку со времен поэта никто и не поновлял, да и сам Пушкин, видно, тоже.

Павлищев столько твердил о ценности Михайловского, Наталья Николаевна ничего в ценности земель или хозяйства не смыслила, но то, что увидела на подъезде к имению, подсказало даже ей, что не все так благополучно. Но ей были настолько безразличны дела, она ехала сама и везла детей на могилу Пушкина, а еще туда, где он был молод и счастлив. Она ехала к мужу…

В Михайловское приехали как раз в день рождения Маши, старшей дочери Пушкина исполнилось девять лет.

Но оказалось, что бывший в имении уже несколько недель Сергей Львович даже не подумал толком подготовиться к приезду большой семьи. Его не интересовало, как будут жить в обветшалом доме его внуки, словно обиженный на то, что Михайловское теперь ему не принадлежит, свекор Натальи Николаевны жил как в гостях.

Наспех привели в порядок хотя бы пару комнат, чтобы разместиться на ночь. Разобрали часть вещей. Дом мал, всего шесть комнат вместе с передней, все небольшие, неудобные, везде запустение… Но все равно как-то обустраиваться надо.

– Ничего, завтра все вымоем, переставим, разместимся. В тесноте, да не в обиде.

Сергей Львович почти обиженно поджал губы на слово «переставим», но обращать внимание на его нелепую обиду было некогда. Пока вымылись после дальней дороги, попили чаю, наступил вечер. Уставшие дети заснули безо всяких уговоров, да и взрослые тоже…

Завтра, все завтра…

Теперь она очень часто вспоминала пушкинские строки. За вчерашними хлопотами по приезде, обустройством и празднованием, пусть и скромным, девятого дня рождения Маши Наталья Николаевна не успела осмотреться, заметила только, что дом стоит удачно, над речкой на горе, откуда виды открываются красивейшие…

А поутру, пока дети спали, вышла на эти виды посмотреть. Она понимала, что спокойные минуты в Михайловском выдадутся не скоро: четверо детей, заботы о том, чтобы наладить хозяйство, которого, по сути, не было вообще, здесь давно жили наездами, холостой Пушкин не в счет, а потом службы организованы кое-как, а что и вовсе никак…

Но это все потом, чуть позже, сейчас ей хотелось постоять подле дома, как стоял Пушкин, посмотреть вдаль, как когда-то смотрел он…

Внизу текла Сороть, тихая, а в тумане и вовсе неслышная и невидная… По ту сторону реки на низком берегу на поляне паслись лошади. Их ноги прятались в молочной пелене, и казалось, лошади плывут над туманом.

Азя подошла тихо, почти неслышно, встала рядом…

Господский дом уединенный,

Горой от ветров огражденный,

Стоял над речкою…

Азя знала все стихотворные строчки, написанные ее гениальным зятем, и часто читала их. Наталья подхватила вполголоса:

…Вдали

Пред ним пестрели и цвели

Луга и нивы золотые,

Мелькали селы; здесь и там

Стада бродили по лугам,

И сени расширял густые

Огромный запущенный сад,

Приют задумчивых дриад…

– Ты помнишь? Я не знала, что его стихи помнишь…

– Отчего? Оттого, что я никогда их не читаю вслух?

– А почему ты никогда не читаешь?