Цвет крови - Марко Беттини

— Только поговорили?

— Конечно. Вы знаете, где мы находимся?

— Да, на заброшенной фабрике, населенной отбросами общества.

— И бараки, и люди, их населяющие, — всего лишь слепок с вашей жизни. Это ваши дома, ваши офисы, ваши предприятия, с ежедневными стрессами, столкновением интересов, встречами с полицией и профсоюзными работниками. Здешние жители, правда, не отличаются изысканными манерами, но им свойственны те же чувства: страх, гордость, жадность, расизм, но есть в наличии и альтруизм, и чувство доверия. Здесь смешаны самые разные ингредиенты. Попробуйте-ка приготовить из этого кускус.

— А что входит в ваши обязанности?

— Я делаю то же, что и ваши полицейские. Контролирую процесс приготовления. Нужно ли, чтобы вода закипела? Несомненно, но ведь можно при этом предотвратить разные неприятные последствия. В противном случае я понесу убыток. Это нелегкая работа. Нужно уметь понимать народ, учитывать разную ментальность, используя при этом ум, силу и деньги. Чтобы хорошо разбираться во всем этом, мне нужна достоверная информация. Я никогда не болтаю зря, поэтому повторяю свой вопрос. Как умер Лукман?

Марко сделал вид, что не понял намека:

— И кто же здесь всем заправляет?

— Вы уже сами все поняли, — прошептал Заркаф, дернув шеей. — Совсем немного нужно, чтобы все к черту тут спалить. В городе есть вооруженные и опасные банды белых. Они торгуют наркотиками, женщинами, занимаются грабежом. Но сюда они не суются. Многих белых, из тех, что приходили в это место, больше нигде не видели. Где-то под складами скрыты могильники. Рассказывают, что люди потом умирают, истекая кровью.

— Я встретил здесь группу итальянцев.

— Тупые скоты. Они не вмешиваются в наши дела.

— Понятно.

— Что вы можете тут понимать? — возмутился Заркаф.

Несмотря на полумрак, Марко прочитал угрозу в его лице. Сидящий напротив него человек мог запросто расправиться с ним голыми руками — он был в отличной спортивной форме.

— Я повторяю в последний раз. Как умер Лукман?

— Не знаю.

Заркафа передернуло, и Марко счел нужным добавить:

— Аутопсия не установила причину его смерти.

— А передозировка?

— Практически стопроцентно — нет.

— Почему же тогда вы думаете, что это было убийство?

— Потому что нельзя установить точную причину смерти, потому что из него вытащили внутренности, потому что его перевезли в шахту, а не оставили там, где он был.

— Может быть, существуют и другие причины?

— Возможно. Я думаю, он был отравлен каким-то веществом, не оставляющим следов. Или небольшая доза именно этого вещества была смертельной для его ослабленного организма. Убийца знал о том, что Лукман наркоман, и воспользовался этим.

— А где же он смог найти вещество, которое не оставляет следов? — спросил Заркаф, которого, казалось, забавляли выкладки Марко.

— Вероятно, убийца медик или медицинский работник, — пояснил журналист, чтобы придать основательность своим заключениям. — Кто-то, кто имеет свободный доступ к лекарствам.

— Смелая гипотеза, — согласился Заркаф, стирая с лица улыбку, — вы заслужили, чтобы вас выпустили отсюда. Вас проводят. Ничего из того, что вы сегодня увидели или услышали, опубликовывать нельзя. Счастливого Рождества!

Не дожидаясь ответа, Заркаф издал повелительный гортанный звук, и из темноты возникли четверо мужчин. Они подождали, пока Марко поднялся, и проводили его до двери.

Яркий дневной свет ударил в глаза. Когда к журналисту вернулось зрение, он увидел, что на площади и у дальних бараков нет ни души. Эскорт довел его до железных ворот. Марко, не оборачиваясь, покинул это кладбище разбитых машин и решил про себя, что дома должен тщательно записать все подробности встречи с Заркафом и все увиденное на заброшенной фабрике, чтобы полностью сохранить атмосферу прогулки в это раннее рождественское утро.

— Это он.

Бригадир Томмазо Агати не колебался ни секунды.

— Прошел уже целый месяц, и сейчас будет непросто арестовать человека, у которого имеется алиби, — возразил капитан Кау. — Он наверняка успел заручиться поддержкой свидетелей.

— Нет, это не наш случай. Я попросил одного приятеля просмотреть телефонные счета, конечно, неофициально. Мне сообщили, что вечером того же дня, примерно в двадцать два сорок, этот тип сделал звонок из зоны, прилегающей к шахте. То есть он находился именно в той местности — факты говорят сами за себя.

— Но этого недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение, — уточнил Кау.

— Да, поэтому мы здесь. Необходимо получить признание у тунисцев.

— Их показаний также не хватит.

— Капитан, я пока не говорю о судебном процессе. В настоящий момент можно хотя бы арестовать его и произвести обыск. Этот подонок — нацист и расист, он уже привлекался за агрессивное поведение. К тому же известно, что в ночь на двадцать девятое ноября он ошивался возле шахты. А если его опознают тунисцы, значит, утром тридцатого он все еще находился там. Хотелось бы узнать, чем он там занимался. Вы согласны? У нас достаточно улик, чтобы обшарить каждый уголок в его доме.

Пьетро Кау молча размышлял. Он думал не о гибели Лукмана, а о том, как практически «у него на глазах» вырос бригадир Агати. Несмотря на молодость — ему только что исполнилось двадцать семь лет, он самый способный в команде уголовной полиции. Агати нравится его работа, ему нравится быть следователем. Он исполнителен и всегда проявляет уважение к старшим, но, в отличие от других, не допускает никакого лизоблюдства. Бригадир просто верит в свое предназначение.

Агати к тому же хорошо сложен: при росте почти метр девяносто он чуть пониже Кау, а весит около восьмидесяти килограммов, — это средняя весовая категория. Лицо у него интеллигентное и всегда гладко выбритое. Словом, парень что надо. Ему нравится выслеживать преступников, вести на них охоту и арестовывать, но он никогда не впадает при этом в фанатизм.

Агати был любимым учеником Кау, и капитан мог поручить ему самые деликатные дела. Меньше чем за три дня Агати переворошил весь архив «ДИГОСа», найдя там сведения, касающиеся скинов, и сузив круг подозреваемых, чем очень помог капитану. Наиболее яркой фигурой среди наци-скинов был Джованни Дзуккини, сын одного нейрохирурга, главарь нацистской группировки, начавший свою яркую карьеру пятью годами раньше, когда он избил на выпускном вечере в лицее двух студентов еврейского происхождения. В университете Дзуккини основал собственную партию, именующуюся «Белая (н)а(к)ция», к которой примкнули все агрессивные бритоголовые и молодчики, выставляющие напоказ разнообразные татуировки с символикой Третьего рейха.

Дзуккини был настоящим фанатиком и не только посылал на дело своих подчиненных, но и сам принимал участие в различных акциях. Несколько раз его арестовывали и допрашивали: в связи с поджогом машины одного из доцентов, а также после того, как стены юридической библиотеки украсили нацистские лозунги. При этом Джованни всегда отпускали на свободу, хотя из приложенных отчетов было ясно, что для следователей вина главаря очевидна не менее, чем вина его адептов.