Любовница. Война сердец - Шерил Сойер

Солнце взошло, осветив ужасные сцены смерти, трупы людей и коней вперемешку, словно дань свирепой армии, истребившей такое огромное количество живых существ. Жестокое противостояние против сил маршала Нея. Чтобы чем-то заняться, Себастьян стал относить отдельные трупы к общим погребальным захоронениям. Сотни умерших за ночь уже были раздеты мародерами донага, некоторые были совершенно обнажены. Мертвые лошади уже начинали разлагаться под палящим солнцем. Он совершал обход, расстреливая тех, кто был смертельно ранен.

Никто не знал, что произошло с пруссаками, поэтому позже, уже днем, Веллингтон велел командиру бригады генералу-майору Вивиану подобрать потерпевшую сторону и вывести их на дорогу по направлению к реке Линь. Вивиан передал приказ своим войскам Десятого полка.

Вскоре они ушли, Себастьян постарался остаться не замеченным большей частью эскадрона и поспешно выехал.

— Седлай мою лошадь, — жестко проговорил он своему камердинеру. — Поторопись, мне необходимо догнать полк, и чем скорее, тем лучше.

Эскадрону оставалось только догадываться, от кого поступил приказ: от Веллингтона или Вивиана.

По пути он нагнал вторую команду и раздал им распоряжения на несколько часов вперед. Затем он отправился на восток, через шумный и многочисленный лагерь.

Он не пытался приблизиться к брюссельцам, пока полностью не убедился, что находится в полной безопасности и абсолютно незаметен. Лошадь его была энергичной и бодрой, так что он с легкостью мог нагнать группу, если бы это входило в его намерения. В висках его не переставала биться мысль, которая очень беспокоила его — он пытался оценить свои собственные поступки. Он знал лишь то, что полдень принес смерть тем, с кем еще утром он непринужденно общался. А разведка сама находилась на пороге встречи с отрядами Наполеона, стоило им лишь неосторожно показать свои лица. Он надеялся, что им окажут жаркий прием.

В то время он как раз приедет в Брюссель вместе с извинениями от Вивиана. Пока он мчался по дороге в направлении Генаппа, он осознал, что Веллингтон собирался дать обратный ход, иначе он рисковал быть атакованным и выбитым Бонапартом вместе со своим флангом. Тогда ему пришлось бы иметь дело с Наполеоном, с одной стороны, и Неем — с другой. Армии придется остановиться рядом с Брюсселем, или же она окажется отрезанной от города и прилегающей полосы. Улыбка сверкнула под усами Себастьяна: кавалеристам, прошагавшим пятьдесят миль в направлении Катр Бра, и артиллеристам, которым выпустили кишки еще прошлой ночью, скоро придется повернуть обратно и возвратиться восвояси, а Ней практически будет наступать им на пятки.

Жак проснулся с восходом солнца. Он помнил только то, как уже на исходе ночи чувствовал себя слишком слабым и изможденным, чтобы двигаться. Должно быть, он провалился в сон, хотя и лежал в совершенно неестественной позе, фактически на телах умерших солдат. Ему пришлось потрудиться, чтобы откатиться вбок, а потом он напряг спину и, в конце концов, сумел приподнять голову. Рана его была свежая, а голова разрывалась от нестерпимой боли, но кровь уже застыла.

Молодой человек из Эльзаса находился от него всего в трех шагах, неподвижно вытянувшись в тени огромной пушки. Жак подполз к нему и проверил пульс — он не прощупывался. Лицо юноши казалось восковым, глаза закатились. Жак прикрыл их. В руках солдата остался окровавленный нож. Жак взял его, отер о ткань своих бриджей и убрал. Молодой человек, должно быть, пытался отбиться им от грабителей, все умершие были в военной форме, но Жак не сомневался, что мальчик успел ранить кого-то из негодяев, прежде чем скончался.

Оставаясь верным самому себе и закону, Жак оглядел поля, расстилавшиеся внизу. Земля была покрыта мертвыми — в красных и синих мундирах вперемешку, то тут, то там гротескные свалки: люди на лошадях, лошади на людях. Французские солдаты пересекали поле сражения, умерших собирали в отдельные группы. Жаку необходимо было действовать. Пушка теперь стала французским боевым трофеем, но охрану к ней еще не приставили.

Все просто, ему только нужно было притвориться, что он грабитель. Он был залит кровью, но каждый неистовый вор, вероятно, рано и поздно заканчивал так же. Если только ему удастся таким образом добраться из деревни до Линя незамеченным.

Он понял, что в состоянии идти, и план сработал. Каждые двадцать метров или около того он наклонялся над мертвыми телами, притворяясь, что вынимает что-то — золото из карманов, потерянные пуговицы. Он вспомнил матроса на военном корабле, который доставил их в Гринвич. Тогда Жак протянул ему оторванную пуговицу со словами: «Это тебе на память. Дай же Бог, чтобы эти времена больше никогда не повторились».

Некоторые убитые были не старше того мальчишки.

Наконец-то он оказался рядом с деревней. Ему еще предстояла длинная дорога к тому месту, где он оставил Мезрура. Пруссаки, должно быть, расположились где-то в районе Сомбреффа или в его окрестностях. Хардинг, если он был еще жив, должно быть, думал, что Жак уже пал. Если он доберется до Мезрура, он доберется и до Ватерлоо. Пришло время выходить на охоту.

Вряд ли Софии удалось сомкнуть глаза прошлой ночью, ибо паника ворвалась в город, как только начали прибывать раненые. Больше всего пострадали датско-бельгийские войска, сейчас они ковыляли к своим домам, где их ожидали разоренные семьи. Казалось, что половина жителей Брюсселя вышла на улицы, перемешавшись с военными, которые шли в южном направлении. Они дрались друг с другом за кареты и повозки, на которых могли бы добраться до Антверпена или до Гента. Там их ожидал с победой Луи XVIII со своими придворными, который сам сделал так мало для того, чтобы они действительно победили.

Глядя из своего окна, пока Гарри и адмирал спали в соседней комнате, София рассматривала, как зеваки расталкивали джентльменов, препиравшихся из-за повозок, а женщины стояли в дверях домов с полупроснувшимися детьми, вцепившимися в их юбки. Они находились в полном смятении, не понимая, куда им податься, где остановиться. Оставшаяся часть бельгийской кавалерии возилась со скотом — комиссары решили согнать армейских быков настолько близко к линиям, насколько это было возможно, пока их не зарезали.

На рассвете столпотворение уменьшилось. Все боялись одного и того же — звука выстрелов из южной части и старались укрыться где угодно, чтобы только его не слышать. Временами над городом воцарялась зловещая тишина. К полудню уже стало возможным выезжать за пределы города, и они все трое направились к Мэри.

По дороге адмирал сказал:

— У Эллвуда должны быть какие-то новости из Десятого полка.

София перехватила его взгляд и почувствовала себя лучше. Она не могла не упомянуть необычные новости от Делии Гоулдинг, но ничего не рассказывала своему отцу о последнем сообщении Эндрю или о том человеке, которому отдала чертово письмо от Фуше. В случае кризиса она могла сохранять трезвость ума, защищая от излишней информации Гарри и своего отца.

Мир адмирала разлетится на части, если только он узнает о том, что Себастьян Кул — предатель. Каким-то образом, среди этих необычных событий, у нее оставалась безумная надежда, что судьба уже все решила за него, и найдутся французы или британцы, от чьих рук Кул падет. По крайней мере, ее отец узнает обо всем, когда того уже не будет в живых.