Дневник черной смерти - Энн Бенсон

Она бросила взгляд на охранников; они не проявляли никакого интереса к Чосеру, имевшему репутацию чересчур манерного молодого человека.

— Ну, раз король настаивает, — сказала она, поняв в конце концов хитрость Чосера.

Он вошел, и она закрыла за ним дверь. Взяв Кэт за руку, Чосер повел ее в дальний конец комнаты, шепча на ходу:

— Курьер отбывает завтра утром, поэтому у нас мало времени. — Он кивнул на пергамент и чернильницу. — Скажите, что именно вы хотите сообщить вашему père.

Она не колебалась ни мгновения, поскольку давно уже все продумала.

— Напишите ему, что мы встретимся у дубов. Первого мая, в день праздника.

Чосер уселся за ее письменный стол и принялся строчить, время от времени останавливаясь, чтобы подобрать нужное слово или соскрести уже написанное и заменить другим. Несколько раз он задавал Кэт вопросы, касающиеся того места, где она хотела встретиться с Алехандро. Закончив, он протянул ей лист. Кэт взволнованно пробежала взглядом по строчкам.

— Да это же стихотворение! — воскликнула она, закончив чтение. — Я бы никогда до этого не додумалась.

— Я старался писать искаженным почерком. Прошу прощения за каракули.

— Он поймет! — воскликнула она. — Это все, что имеет значение. Вы чудо, Чосер. Поистине чудо.

С пылающим от восхищения лицом она вернула ему пергамент.

Он аккуратно скатал его и сунул в рукав.

— Отправится с завтрашним курьером. — Чосер взял руку Кэт в свою. — Но прежде чем я уйду, есть еще одна проблема. — Он на мгновение заколебался. — По-видимому, мы достаточно убедительно изображали влюбленных. Как вы и предсказывали, король отчитал меня.

— Ну, именно этого мы и ожидали… или, точнее, на это надеялись.

Чосер вздохнул и повесил голову.

Кэт протянула руку и легким движением пальцев приподняла его лицо за подбородок. Их взгляды встретились.

— Это неправда — что мы только изображали.

— Ах, дорогая Кэт, услышать от вас такое… у меня вся кровь взыграла!

Теперь настала очередь Кэт тяжело вздохнуть.

— Мы знали, что это должно случиться, но оттого ничуть не легче. Мое восхищение вашим мужеством и вашей преданностью безгранично.

— Вы мне льстите. Чтобы такая леди восхищалась мной! Нет, это невозможно.

— Я восхищаюсь вами сейчас и буду восхищаться всегда, мой дорогой, дорогой друг.

Чосер постоял, наслаждаясь ее похвалой, но позволить себе затягивать это удовольствие он не мог.

— Я получил разрешение не прерывать наши отношения резко, чтобы не причинить вам боли. Мы можем встретиться еще пару раз, чтобы окончательно уточнить детали нашего плана. Но нужно проявлять осторожность, а иначе король вообще запретит мне встречаться с вами.

— Сбежав отсюда, я, возможно, никогда больше не увижу вас, — с грустью сказала Кэт.

Чосер обхватил ее руками за талию.

— Когда вы выберетесь отсюда, встретитесь с сыном и окажетесь в безопасном месте, моя дружба, наверно, будет вам ни к чему. Эта мысль меня и печалит, и радует.

— Радость и печаль часто идут рука об руку. Когда я вырвусь из этих стен, мне по-прежнему будет недоставать вашего общества. Вы умеете вызвать у меня улыбку, даже здесь. Представьте только, как я буду улыбаться, когда оковы спадут с моего сердца.

— Отныне этот образ станет моей целью, — сказал Чосер. — А теперь вдохновите меня, чтобы я лучше выполнил свою задачу.

Он притянул Кэт к себе, поцеловал в губы и, не чувствуя сопротивления, крепко прижал к себе.

* * *

Когда на следующее утро Чосер явился к королю, он увидел его силуэт на фоне узкого окна, сквозь которое в комнату лился солнечный свет. Такое освещение невыгодно подчеркивало выступающий живот и сутулость монарха. Молодой человек откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.

Не глядя на него, король произнес:

— Доброе утро, Чосер.

— И вам тоже доброе утро, ваше величество. Я в точности скопировал испорченное письмо. Можно запечатать его для вас?

Перед королем лежали официальные бумаги. Стопка еще не прочитанных была гораздо выше той, с которыми он уже покончил.

— Надеюсь, вы не вставили в текст объявление кому-нибудь войны.

— Нет, сэр.

Чосер рассмеялся, немного нервно.

— Хорошо, вы знаете, где печать.

Торопясь, чтобы король не передумал, Чосер подошел к секретеру.

— Позвольте мне самому отнести письмо курьеру. Ведь задержка произошла из-за моей неловкости.

— Очень великодушно с вашей стороны, господин Чосер. Мой слуга поблагодарит вас за то, что вы избавили его от хлопот.

— Счастлив быть полезным, сир.

Он вышел из комнаты, унеся одно письмо в руке, другое в рукаве. И оба были запечатаны королевской печатью.

* * *

На деревянной скамье в ряд стояли котелки, мензурки и измерительные устройства. В углу с деревянной подставки свисал полный человеческий скелет. Повсюду лежали изображения внутренних органов человека, сделанные рукой де Шальяка, — как тот рисунок, который Филомена показывала Алехандро в библиотеке. Он стоял в центре всего этого, восхищаясь увиденным.

Вошла Филомена и одарила его улыбкой. На ней было простое голубое платье, а поверх него фартук с множеством глубоких карманов.

— Великолепное утро, — сказала она. — Спасибо Господу за него.

Он взял ее за руку.

— Спасибо Господу за то, что ваши губы так нежны.

— И ваши. — Встав на цыпочки, она поцеловала его. — Никогда не думала, что это может быть так приятно! А теперь нас ждет еще одно удовольствие — вместе делать общее дело.

— Не устаю дивиться своей удаче. — Алехандро снова с изумлением оглянулся. — Здесь есть все, что нужно, и даже больше того. Остается дождаться лишь хозяина, чтобы начать.

— Ах! — воскликнула Филомена. — Де Шальяка сегодня с нами не будет. Он все еще в постели, отдыхает.

В первый момент Алехандро почувствовал разочарование, но потом это чувство уступило место радости от понимания того, что он весь день проведет наедине с Филоменой.

— Тогда давайте приступим.

Перед ними на столе лежали первые страницы, которые требовалось проверить и исправить. Вскоре в их работе возник определенный ритм; Алехандро читал текст, по одному абзацу за раз, и потом они обсуждали, насколько точно передана мысль. Филомена вносила поправки; позднее де Шальяк должен был просмотреть их. Некоторые выражения казались им не совсем понятными для тех, кто знал де Шальяка не так хорошо, как они. Иногда удавалось найти более подходящие слова, чтобы выразить ту же мысль, иногда нет.