Война - Евгений Шепельский

Он молча уставился в окно, сивая борода раздвинулась, обнажая улыбку. Взгляд затуманился: уже планировал, рассчитывал, думал. А я прислушивался к стуку собственного сердца. Проклятый инстинкт уже вбросил в кровь адреналин, готовился к бою заранее.

Ритос, боцман в непрошенной отставке, ожидал у поднятого шлагбаума, переминался, нервничал. В руках тусклый фонарь, на боку — в облупленных ножнах — тесак с костяной рукояткой. Из одежды — драные портки по колено, кажется, розовые, с остатками рюшей, пошитые, видимо, из дворянской сорочки, украденной на задах Варлойна, и больше ничего, нет и ботинок. Очевидно, боцман знал, как правильно одеваться на ночной абордаж. Холостяцкая берлога Ритоса — с погашенными огнями. Корабельная усыпальница тоже молчит и не светится — перемигивается буквально горсточка огоньков, чтобы внушить наблюдателям мысль о привычном течении жизни в этом печальном доме престарелых.

— А-а-а, наконец, вашество! Здравы будьте, здравы! Все готово! Молчим, не пипаем, тля внебаночная! Тихаримся! А кто пипает — тому в рыло! Даже чихать запретил! Свиньи и те в загонах не хрюкают, курей на яйца посадили. Ждем вас. Обождались! Выпьете? А это кто с вами?

Кроттербоун спрыгнул на землю и расправил сутулые плечи.

— Не узнал, старый хрыч?

— Тля внебаночная! Ох, кореха!

Они немедленно обнялись, осыпая друг друга чернейшей бранью, и мне стало ясно, что Кроттербоуну начхать на сословные различия и разницу статусов, вот что значит передовой человек.

— Беретесь, Кроттербоун?

Мне показалось, что коренастый адмирал стал выше ростом.

— Я повторюсь, господин архканцлер: вы мне выбора не оставили.

Однако в его голосе звучал энтузиазм.

— Значит, отныне здесь распоряжаетесь вы. А я буду… скажем так, осуществлять генеральное командование.

Боцман кивнул довольно:

— Вот, правильно порешили! Господин архканцлер мне давеча ж и сказал: я, мол, в морском деле хрен от пальца отличаю с большими трудами! Эх, внебаночная! Прошу прощения!

Мы направились вниз, к воде, к остаткам сухих доков. Я чувствовал повсюду присутствие людей. Они начали выходить из скособоченных хибар и мертвых кораблей, шли уверенно, молча, готовые к схватке. Я не слышал голосов, лишь шорох ног, лишь раз оглянувшись, увидел, как блестят сотни глаз. Ритос, однако, говорил без умолку — докладывал адмиралу:

— Нас тут триста пятьдесят душ старых, пыльных, не считая женок, у кого они имеются, к несчастью. Четыре галеры сладили, весла нашли, ветошью обмотали, чтобы по воде не плескали, значит, корехи не давали! Оружие свое, конечно. Лодки с цепями для порта тоже сладили, все готово на завтра! Ждем только вас, тля внебаночная, простите!

Кроттербоун что-то проговорил, затем сорвал с плеч дорогой, подобранный час назад кастеляном камзол, сбросил штаны и туфли. Решил осуществлять руководство на местах, как говорится. Отлично! Я этого и добивался. Дело слишком ответственное. Предельно важное. Главное, чтобы инфаркт адмирала не хватил…

У доков ожидал Фальк Брауби — ему не терпелось заполучить образцы пушек. Он вызывался идти в бой изначально, бедовая голова, но я накрепко запретил — он был слишком ценной… бедовой головой, чтобы принести ее в жертву случайности.

— Готово, — сказал Брауби, возвышаясь в полумраке словно гора. — Сейчас будем спускать последнюю галеру. Две набил сеном и сухой соломой, бочки с маслом положил, и немного вашего пороха для бодрого горения, господин Торнхелл…

Я кивнул:

— Прекрасно. Ритос, адмирал — я иду с вами.

Раздались возгласы протеста. Особенно старался боцман:

— С нами, вашество? Ох, кореха! Да идите вы! Прошу прощения… Вы же этот… сухарь вы сухопутный! Тля внебаночная, простите за выражение. Размажут вас по палубе соплями зелеными, охнуть не успеете!

— И все же я пойду.

Кроттербоун взглянул из-под морщинистых век уважительно и с оттенком грусти.

— Ну… ваше сиятельство, как хотите.

Боцман сбегал в свой домик и поднес адмиралу и мне по глиняной кружке.

— Перед боем — самое то! Выпаренный реповый самогон, наилучший! Мой особый знатный рецепт! Пейте махом, закрыв нос и глаза, господа! Бывало, глаза-то выедало, и нюх отбивало как есть, особенно ежели дамы угощались! Вы пейте, пейте, вещь глубокая, душевная!

Я махом опрокинул кружку загадочного выпаренного самогону. Градусов в нем было около семидесяти, на вкус же он напоминал смесь химических кислот, к счастью, опытный боцман плеснул яду лишь на самое донышко. В бой не идут мертвецки пьяными, алкоголь нужен, чтобы частично отключить страх.

Как же сказать, что иду не из бравады, не из пустого ухарства, а чтобы преодолеть себя — в очередной раз — и набраться опыта серьезных военных действий. И кроме того: я должен все-таки проконтролировать все сам. Наличие-отсутствие пушек будет решающим в этой войне, по крайней мере, мне так кажется.

Глава двадцать пятая

Небо темно-грязное, в низких рваных тучах, луна в просветах похожа на нищенский грош с пятнами окислов. Три галеры, наспех выкрашенные в черное, уже покачиваются на водах залива, почти не отражаясь в мертвой зыби, которую нагоняет бушующий где-то вдалеке шторм. К каждой галере привязана вереница лодок для отступления команды. Но не только для отступления — лодки будут находить вражеских моряков и… убивать.

Я молился, чтобы во время акции нас не прихлопнуло ненастьем. В дождь затруднительно поджечь вражеские суда даже с помощью брандеров. Вернее, поджечь-то мы сумеем, но вот удастся ли пустить корабли на дно Оргумина с помощью огня — другой вопрос. Но один плюс в пасмурной погоде, несомненно, есть — луна почти не видна, а значит, мы сможем приблизиться к противнику незамеченными.

Кроттербоун опустил подзорную трубу, промокнул слезящийся глаз тылом кисти, кивнул:

— Корабли Адоры на рейде. Огни кормовые, марсовые… Они не таятся. Крупные, прости Ашар, заразы… Не видал таких никогда. На каждом не менее сотни экипажа. Это навскидку! Еще раз, архканцлер: идете с нами?

Я послал ему бодрую ухмылку, по крайней мере, попытался это сделать:

— Никаких сомнений. Я должен принять посильное участие.

Стоящий подле Фальк Брауби что-то прорычал невнятно — очень уж хотел пойти с нами, даже руки зудели.

Адмирал смерил меня взглядом.

— Тогда раздевайтесь до исподнего, или хотя бы куртку сбросьте. Только пояс с ножнами оставьте. Хотя шпага ваша… м-да… Свалка будет знатной. Я пойду с вами на передовой галере.

На меня нападали, я отбивался. Но ни разу не участвовал в спланированной военной акции. Да, нужно преодолеть себя, и опыт не помешает, а кроме того — мне необходим контроль за ходом операции. Я не имею права ее провалить. Санкструму нужны пушки.