Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - Анна Макстед

Хотя, он, наверное, знал, что делает. Я же плохо знаю правила проведения подобных церемоний. Снова взгляв на мать, я увидела, как на ее молитвенник упала слеза. И почему-то подумала: а ведь я не помню, когда в последний раз видела ее плачущей.

Неожиданно она поднялась с места:

— Я хочу сказать несколько слов.

Отец уставился на нее в недоумении. Он ведь еще не дочитал свою речь!

— Но я… — и улыбнулся. — Конечно, дорогая. — И, проходя между рядами кресел, он пробормотал: «В конце концов, ты тут распоряжаешься».

Никто, кроме меня, его слов не слышал — я сидела ближе всех к проходу. И я пожалела, что их слышала, — так они были неуместны. Интерпретировать их можно было только в самом плохом смысле. Пот тек по моей шее, мне казалось, что я разбухла от жары и жалости. Отец мой был для меня совершенством: сильный, добрый, умелый. Мы привыкли во всем доверять тем, кто руководит нашей жизнью. Мы уверены, что они знают, что делают. Не хочется быть свидетелем их ошибок, потому что есть потребность верить, что у них ошибок не бывает.

Когда мать поднималась на кафедру, я почувствовала себя отвратительно, вдруг осознав, что мой отец вовсе не совершенство.

Но никто так и не узнал, что мама собиралась сказать о бабушке Нелли. Взойдя на кафедру, мать растерянно улыбнулась и смогла произнести только:

— Мы с моей мамой никогда не были особенно близки, но она была… она была… она… — Тут Анжела разрыдалась, закрыв лицо руками. Олли отвел ее на место. На кафедру поднялся отец и закончил свою речь. После похорон вереница машин потянулась к дому Олли и Габриеллы, где гостям подали рогалики с семгой. Я была не голодна, но заставила себя немного поесть, вспомнив, что бабушка выходила из себя, когда что-то недоедали. Мама и в доме не сняла темных очков — значит, у нее был сильный приступ мигрени. Буквально через пять минут после начала поминок она удалилась — пошла прилечь в комнате для гостей. Я решила, что тоже могу идти. Закрывая за собой дверь, я услышала, что Мартина ведет светскую беседу с моим отцом. Интересно, подумала я, о чем можно еще говорить, вроде бы все сказано.

Я не поехала сразу домой, сделала крюк, чтобы посидеть у пруда в парке Хэмпстед-Хит, где глядела на воду, пока закат не окрасил небо в красный цвет. Позже, когда я возвращалась домой, мне просигналили не меньше пятидесяти машин: или я выиграла кубок, или мое внимание было отвлечено от дороги.

Все говорят, что после похорон неизбежно ощущаешь в себе прилив жизненной энергии. В голове любого человека после чьей-то смерти крутится мысль: он умер, но я-то жив! Причем это происходит, даже если вы любили умершего. И еще, всегда начинаешь вспоминать, чего не сделал для ушедшего, хотя мог.

— Бабушка, — воззвала я, обращаясь к крыше автомобиля, — я идиотка. Прости, я так и не собралась прийти к тебе за все эти годы. Сейчас наши ссоры кажутся такой ерундой! Но я всегда… собиралась навестить тебя.

Да, прособиралась.

Как это жалко звучит. Точно так же я всегда собиралась объясниться с Джеком.

Да, кстати о Джеке.

Я стала вспоминать то, что он сказал в ресторане: «Ты предала меня, Ханна, а я ведь любил тебя так сильно, как никогда не полюблю другую женщину…» И почувствовала, как меня накрыла волна искреннего раскаяния. Мне страшно захотелось увидеть его. Я должна ему объяснить, что я искренне жалею обо всем, пока не стало слишком поздно. Я не могу жить с мыслью, что он меня ненавидит, я должна сейчас же рассказать ему, что я была глупа и боялась любви, но его не обманывала. Я ни минуты не хотела больше ждать!

Какое-то время я стояла, глядя на шикарный белый фасад дома Джека. Потом, наконец, решившись, поспешила вверх по выложенной камнями тропинке.

И только когда я позвонила в дверной звонок, и внутри дома раздались шаги, у меня подкосились ноги. Я облизала губы — они оказались липкими, я забыла, что накрасила их утром, — и уверенно встала на коврик у входа. Джек не говорил мне своего адреса, но я его узнала, — есть замечательная адресная база полиции в Интернете, куда мы получили нелегальный доступ. Это противозаконно, конечно, но очень удобно.

— Это-Ханна-прости-за-беспокойство, — выпалила я на одном дыхании, чтобы успеть договорить, прежде чем он начнет орать на меня. Моя речь лилась плавно, слово за словом, как густая краска, так что я решила продолжать, не прерываясь: — Джек, прости меня за все, за развод, и вообще. Умерла бабушка Нелли, и я просто не могла не повидать тебя, я просто обязана объясниться. — И добавила: — Пожалуйста, не сердись на меня, я знаю, ты сердишься, но не надо, потому что мне очень, очень жаль.

Он стоял, высокий, стройный, и мне показалось, что он вот-вот бросится на меня, как летучая мышь- вампир. Хотя, может, он не был так уж враждебно настроен. Тут меня осенила страшная догадка. Моя рука сама взлетела и закрыла рот:

— О, Боже мой, я совсем забыла. Твоя девушка дома? Та, блондинка?

— Думаешь, если не объяснишь, я не пойму, о ком ты говоришь? Сколько у меня девушек, по-твоему? — спросил он с непроницаемым выражением лица. Я отпрянула, будто он мог меня ударить. Он никогда этого не делал, но отлично умел вызвать ощущение исходящей от него физической угрозы. С ним никто не рисковал вступать в драку.

Я изобразила гримасу «извините — не бейте».

— С блондинкой все кончено. Отношения не сложились. — Джек распахнул дверь, широким театральным жестом приглашая меня войти. Когда я проходила мимо него, он легонько прикоснулся к моей спине: — Мне очень жаль, что умерла бабушка Нелли.

— Спасибо, — пробормотала я. Его прихожая сильно отличалась от моей. Например, белый потолок был вдвое выше и украшен по углам декоративными алебастровыми завитушками. Забыла их название. Я рассматривала потолок, задрав голову, как Алиса в Стране чудес после того, как проглотила таблетку для уменьшения роста, и чуть не потеряла равновесие. Джек придержал меня, схватив за руку.

— Как у тебя красиво, Джек. Это японский стиль, да? И пол из темного дерева, и ставни из темного дерева, и мебели почти нет, так все просто, в стиле минимализма, — затараторила я.

Видимо, далеко в прошлом остались те дни, когда, по мнению Джека, для создания атмосферы романтического ужина достаточно было поставить на кухонный стол горшок с фикусом и включить настольную лампу, осветив наши бифштексы.

Джек подвел меня к мягкой софе, совсем не вписывающейся в стиль комнаты, зато уютной, как теплая ванна.

— Спасибо, — промямлила я и откашлялась. Я знала, что намерена сказать, и старалась говорить логично. — Я с бабушкой Нелли поссорилась много лет назад. Меня оскорбило ее отношение к папе… И я перестала бывать у нее, а она… знаешь, люди ее поколения считают, что первым извиниться должен тот, кто младше, и она ни разу не пришла ко мне повидаться. И вот, из-за нашего упрямства, мы так и не помирились, а теперь она умерла. И у меня осталось ощущение пустоты и вины перед ней.