Зигзаг неудачи - Валентина Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты-то здесь при чем? – разозлилась Янка. – Дом тебе не принадлежит. Он – мой.
– Ошибаешься, моя дорогая! Ты лишена наследственных прав. Сима сама мне говорила, что не оставит тебе ни копейки.
Бабобаба передернула плечами и не глядя протянула руку назад, чтобы снять со спинки стула жакет. Нащупав пустоту, резко обернулась и тут же завопила:
– Ваня! Саша! Яша! Вы что, не видите, как ребенок уродует мою вещь?!
Янка зло прищурила глаза и прошипела:
– Зря надеешься заполучить дачку на юге. Ты свою долю наследства еще при жизни выцыганила. А завещание моя приемная мама просто не имела времени и сил поменять.
– Ах ты… дрянь! Мерзавка! Проститутка! Все знают, что ты спала с Казимиром, это только Серафима могла поверить в то, что ты его дочь!
– Да как ты смеешь так нагло врать! Ты… Ты сама под моего отца пыталась подстелиться, уродина!
– Вызывай милицию, Гала! – попыталась я переорать обеих.
И переорала. В целях прекращения скандала. Свара на поминках грозила перерасти в драку. Противоборствующие стороны уже засучивали рукава. Гала с трясущимися то ли от возмущения, то ли от страха губами попеременно то сжимала, то разжимала кулаки. Дальше я уже говорила спокойно и то, что именно в этот момент подсказала собственная интуиция:
– Попрошу внимания! У нас очередной труп.
– Но дверь ломать не дам, – растерянно заявила Бабобаба.
Физиономия ее мужа расцвела незабываемой улыбкой. Честное слово, эти два длинных зуба наверняка будут преследовать меня в кошмарных снах. Пользуясь моментом, Ванечка въехал своим навороченным игрушечным джипом в содержимое тарелки прабабушки.
Лица умершей Аниты Ильиничны мы не видели. Забегая вперед, отмечу, что выносили ее на носилках под простыней, украшенной розовыми цветочками в ромбах. Они запомнились мне на всю жизнь. Простыня полностью скрывала тело, тем не менее его очертания угадывались. Наталье не понравилось, что бедняжку спустили вниз и вынесли из дома не вперед ногами. Но не это волновало ее больше всего.
– Как было бы хорошо, если бы она умерла просто со страху, – нервно прошептала мне подруга. – Ну что ей стоило? Иначе получается, что мы ее подвели. Гарантировали безопасность, а сами… Ужас какой, а? Ирка, опасения Аниты были справедливы. Как бы теперь и до нас не добрались. Этот Степан…
– Не доберутся!
Решимость в моем голосе немного отвлекла подругу от самобичевания и опасений за нашу жизнь. Она призадумалась и облегченно вздохнула:
– Ты права. Никто нашего с Анитой разговора не слышал.
– То-то и оно! Думаю, пока не стоит сообщать его содержание следователю. Ничего не докажем, а Степан озвереет.
Довод был, конечно, так себе. Но взбудораженную Наталью вполне устроил, чему я не преминула порадоваться, разулыбавшись до ушей. Нельзя же в этой обстановке излагать свои домыслы, которые, надо признаться, завели меня в тупик.
Прибывшая по вызову оперативно-следственная бригада, не обнаружив на теле Аниты видимых следов насилия, постаралась побыстрее свернуть процесс выяснения обстоятельств дела и уехала.
Наш дворец сразу нахохлился и притих. Янка закрылась в своей комнате, сделав Гале предварительный заказ на легкий ужин с бокалом вина, которым ей не удалось помянуть Серафиму Игнатьевну за общим столом. Выглянула она только один раз, попросив Галу принести дополнительно зеленый чай. Чета супругов Сахновских, сославшись на необходимость покормить ребенка, еще до выноса тела Аниты Ильиничны наспех поужинала в столовой и отправилась в свою комнату. Следом отправился к себе Яша. Вероника Георгиевна держалась лучше всех – в процессе разбирательства вообще не вылезала из-за поминального стола. Бедный оперативник, пытавшийся выяснить у нее хоть что-то по поводу смерти Аниты, вдоволь наслушался рецептов приготовления фаршированой рыбы и воспоминаний о временах молодости рассказчицы. Следя за уничтожением рулетиков из баклажанов, ругаемых пожилой женщиной, он исходил слюной от голода и в душе наверняка желал ей подавиться. Пожелание не сбылось, но все же вышло ей боком – правым. Опустошив все блюдо, бедняжка занедужила, ссылаясь на горечь во рту и колики в желчном пузыре, после чего налегла на фрукты. Как раз к моменту очередного прихода сына со снохой и внуком. За милой бабушкой. Опер, вылетевший из столовой прямо на нас, не обращая ни на кого внимания, устало клял старушку, баклажаны, фаршированую рыбу и троих любовников, встретившихся на жизненном пути Вероники Георгиевны. Мы поднялись к себе и допили остатки «Бейлиса», теперь уже за упокой душ трех человек.
Время шло, Алена, устав ворочаться, заснула. Ребята зачитались фантастикой. Я всем по-хорошему завидовала, поскольку не могла сосредоточиться ни на чем, кроме обуревавших меня сомнений по поводу последних событий в доме. Расхрабрившаяся Наташка, перетащившая постельные принадлежности к нам, в начале одиннадцатого предложила спуститься вниз и прогуляться по коридору у комнаты Сахновских. Если принимать в расчет возможное содержание старого завещания, часть имущества, приходящегося на долю покойных Аниты и Леонида, скорее всего, подлежала распределению между Олимпиадой Игнатьевной, ее сыном Яковом и Янкой. Дочь Бабобабы вообще не приехала. Впрочем, есть ее законный представитель – Ванечка. А перспектива отдохнуть от родного сына важнее дележа наследства, да еще с такой мамочкой! Подруга надеялась услышать что-нибудь интересное. Я мучилась противоречивыми соображениями. Смерть Аниты никак не вписывалась в мою версию преступления.
Внизу наши пути разошлись. Наташка направилась по запланированному маршруту, а я – в противоположную сторону, на чарующие звуки музыки. Маэстро напился. Закрыв дверь столовой, он самозабвенно играл на скрипке. «А-а-а-а…» – приветствовал он мое появление как старой доброй знакомой, имя которой нечаянно забыл. Оторвался от игры и попытался встать со стула, но раздумал и, не сходя с места, кивнул лохматой головой. Затем решительно протянул руку к бокалу с непонятным напитком – рядом стояло несколько пустых бутылок из-под вина и початая бутылка коньяка. За ней скромно, не выпячиваясь на передний план, стояло полбутылки водки.
Отхлебнув из бокала, Яша еще раз тряхнул головой и объявил:
– Бах. Соната для скрипки соло. – Сморщился и жалобно добавил: – Их у него всего три… сонаты соло для скрипки. Есть еще, правда, три сюиты, но… – Яшино лицо сменило маску жалости на суровость. Он погрозил мне пальцем: – Их неправильно называют тоже сонатами! Какая смелость в применении полифонии! Да-с!
Обведя торжествующим взором столовую, он задержал его на своем бокале и снова протянул к нему руку. Бокал, неровно стоявший на столе из-за подвернувшейся ему под ножку использованной салфетки, упал на тарелку и разбился. Содержимое выплеснулось на скатерть. Маэстро тупо посмотрел на дело рук своих и на секунду задумался. Затем встрепенулся, прощально помахав разбитому бокалу рукой, ловко подхватил бутылку с коньяком и сделал из нее большой глоток. Помешать этому я не успела, зато лишила его следующего глотка. Отобрала коньяк и спрятала за спину. Заодно загородила собой подход к батарее винных бутылок.