Чужая кожа - Ирина Лобусова

Сафин не вернулся, на этаже, кроме меня, никого нет, а комната Веры вообще в другом крыле. Я протянула руку в образовавшееся отверстие и тут же была вознаграждена за свое любопытство. На моей ладони лежала плоская серебряная коробочка, чем-то похожая на школьный пенал. А в стенке шкафа, между ящиком и стенкой, я обнаружила некое углубление, подходящее как раз по размеру этой коробочки. Тайник.

Я обнаружила тайник Вирга Сафина. Один из них. Я и не сомневалась, что есть и другие. Сердце мое забилось сильнее, и я схватила коробочку, пытаясь ее открыть.

Не тут-то было! Коробка не открывалась. Сначала я решила, что она заперта на ключ. Но потом разглядела нечто вроде защелки — чтобы поддеть этот своеобразный замок, требовалось что-то острое, например, нож.

Я заметалась по комнате — ножа не было. Спрятав коробку под футболкой, помчалась на кухню за ножом. Я сняла тапочки и бежала босяком, чтобы было быстрее и тише. Схватила острый нож для разделки мяса… щелчок. Крышка была открыта. Вернув нож на место, поспешила наверх. Смотреть содержимое в кухне было нельзя — Вера могла появиться с минуты на минуту.

Наконец комната Сафина. Сердце колотилось, как набат. Мне казалось, что даже на первом этаже будут слышны эти страшные удары. Кроме того, с меня лился пот. Я потела так, словно пробежала 10-километровый кросс. Все это было от страха. Страх бетонной плитой придавливал меня, но остановиться уже не могла. Дрожащими руками подняла крышку заветной коробочки-пенала… И замерла. Я готова была увидеть все что угодно, но только не это.

В коробке лежала… вырезанная картинка из детской книжки. Медведь, играющий на балалайке. Добрый, улыбающийся медвежонок, пожелтевший от времени. Вырезанная иллюстрация была явно из книжки, потому что на обратной стороне виднелся печатный текст.

Я перевернула картинку. Судя по словам, это был текст какой-то русской сказки. Очевидно, картинка была внизу страницы. Мне удалось разглядеть что-то вроде логотипа издательства и дату — «Детгиз, 1962 год».

Старая советская книжка… Я пристально изучала свою находку. Картинку, похоже, вырезал ребенок, потому что сделано это было не аккуратно и не ровно. Кроме того, мне показалось, что вырезавший ее очень спешил. Итак, картинку вырезал маленький ребенок лет 8, не старше. Почему-то я была в этом уверена. Состояние бумаги соответствовало дате — 1962 год. Картинка постарела от времени, была пожелтевшей и ветхой. Книжку, похоже, и правда напечатали в 1962 году.

Футляр… Мне вдруг показалось, что он сделан специально для хранения этой картинки — по размеру идеально подходил. Я перевернула коробку-футляр и разглядела пробу: он был сделан из чистого серебра, и судя по всему стоил баснословно дорого.

Значит, эта картинка-вырезка из книжки была так важна, что Сафин потрудился по заказу специально изготовить для нее прямоугольную коробку, да еще из чистого серебра! Я не сомневалась в том, что эта вещь была сделана на заказ.

Вдруг я заметила, что, когда переворачивала коробку, мне на колени (я сидела на полу) выпала какая-то бумажка. Очевидно, как и картинка, она была вложена в коробку. Сложена вдвое. Обрывок из школьной тетрадки, бумага в клетку. Записка была совсем крошечная. Я развернула и сразу узнала почерк Сафина. Обрывок тетрадного листа был не обрезан (следов ножниц не было), а оборван со всех сторон, явно вручную. Текст был написан шариковой ручкой пастой черного цвета. В записке было написано следующее: «Делать добро не делая добра».

Я перечитала несколько раз. Написано от руки, в начале предложения — заглавная буква. Остальные буквы маленькие. Ни точки, ни кавычек, ни каких-либо знаков препинания нет.

«Делать добро не делая добра». Фразу явно написал Вирг Сафин, я ведь прекрасно знала его почерк. И записка с таким странным текстом была связана с вырезанной картинкой — детским медвежонком, ведь в коробке она лежала под ней!

Фраза из записки отчетливо врезалась в мою память. Я аккуратно сложила бумажку, в точности, как было, и так же аккуратно положила обратно в футляр. Затем снова взяла в руки медвежонка. Это был удивительно симпатичный медведь! Какие же хорошие, добрые иллюстрации для детей делали в старых советских книжках! Медвежонок улыбался, и я вдруг почувствовала, что улыбаюсь в ответ. Но тут же улыбка сползла: я вспомнила о том, что эту картинку хранил такой странный человек, как Вирг Сафин. А с Сафиным ассоциировалось все, что угодно, но только не улыбка. Внезапно картинка с медвежонком показалась мне трогательной и жалкой. Не понятно с чего, но у меня вдруг болезненно защемило от непонятной тоски сердце.

Стремясь разглядеть лучше поблекшие от времени краски, я поднесла картинку ближе к глазам, как вдруг… Вдруг в самом низу, на левой лапе медвежонка я разглядела бурое пятно. Темное бурое пятно. Оно почти сливалось с красными штанами медведя, поэтому сразу я не смогла разглядеть цвет. Но, тем не менее, это было абсолютно инородное пятно — я могла бы поклясться, что это была не опечатка в книжке и не типографский брак.

Я перевернула картинку. Так и есть: с другой стороны тоже было точно такое же пятно. Оно было сквозным, и пропитало бумагу насквозь. С другой стороны бумага была бело-желтой, поэтому пятно можно было разглядеть отчетливо. По форме оно напоминало след от пальца — маленького пальца ребенка. Что бы это такое могло быть?

Внезапно я похолодела. Да это же кровь! Самая настоящая человеческая кровь! Стоит присмотреться внимательнее, как все сходится! Побуревший от времени цвет, густая консистенция, пропитавшая тонкую бумагу насквозь.

Это кровь. Рука того, кто держал эту картинку, была в крови. Но, похоже, ребенок был так увлечен медведем, что этого не заметил. Или заметил? А может быть, как раз в этом пятне и содержится какой-то очень важный смысл?

Но, что бы это ни было, я вся похолодела. Я чувствовала, что стою на пороге какой-то ужасающей тайны, какого-то жуткого открытия, но у меня недостаточно информации, чтобы все правильно понять.

Мне вдруг стало так жутко, как будто вся моя кровь заледенела разом в один момент. Теперь мне было страшно смотреть на этого медвежонка. И, наверное, мне стало бы еще страшнее, если бы я могла понять тайну, которую он хранил.

Серебряный прямоугольник-футляр… Медвежонок, играющий на балалайке, вырезанный из советской детской книжки… «Детгиз», 1962 год. «Делать добро не делая добра… Делать добро не делая добра… Делать добро не делая добра»… Пятно крови…

Глубочайшее море этих тайн утаскивало меня к своим глубинам. Что за тайны хранятся под маской Вирга Сафина? Что это за тайна, состоящая из детского медвежонка и пятна крови?

Дрожащими руками я уложила медвежонка назад в футляр, защелкнула крышку. К счастью, коробка закрылась без проблем. Затем отправила этот футляр туда, откуда взяла, аккуратно вставила ящик, поправила свитер, и, вся дрожа, вышла из комнаты, постаравшись как можно плотнее закрыть дверь за собой.

Проснулась я около полудня и сразу потянулась к телефону — проверять список пропущенных звонков. Я не поверила своим глазам — 15 пропущенных звонков! Все они были от Макса. Не понимая, что происходит, я набрала его номер, но Макс не ответил на звонок. Все еще не понимая, что случилось, я залезла в душ и, почти вернувшись в человеческий облик, решила спуститься вниз позавтракать.