Огонь в твоих глазах. Обещание - Любовь Черникова

— Да и Микор бил, но ему-то ты все равно отказала.

— Наверное, в полсилы бил, или мы чего-то не знаем? — Егорша многозначительно посмотрел на глумливо хихикающих товарищей.

— Защитник, знамо дело, крепче бьет! — добавил снова голос балагура, прячущегося за спины остальных.

Парни зло расхохотались, и Кира поняла, что ребятам мед, да пиво горячат кровь. А иначе, чем объяснить недобрые речи, да ещё в такой вечер, как сегодня?

— А ежели мы тебя все вместе поколотим, ты с каждым станешь миловаться? — не унимались насмешники.

— Убирайся, Федул, не доводи до греха! — Кира, сжала кулаки и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Негоже в праздник затевать драку. А ну случайно спалит кого, как пугал Пасита?

— А и правда, иди-ка своей дорогой, Федул. Я с тобою позже побеседую.

Никто не заметил, как сзади подошёл Лютобор. Строго посмотрел на каждого охальника и встал рядом с Кирой. По другую руку возникла Ламита и взяла охотницу под локоть, поглаживая по плечу, успокаивая.

— Люта, а ты что же? На её стороне? — Федул явно удивился, ведь Микор никогда не дружил с Лютобором, но встал на защиту его недостойной подруги.

— Ну уж точно не на вашей.

— Люта, ты хотя Микору другом и не был, ужели одобряешь, как она поступает?

— Да и ты, похоже, Микору не друг. Иди своей дорогой и не попадайся мне сегодня боле. Не стерплю!

Парни нехотя отошли в сторону.

— Не обращай внимания. Это Глафира их завела, — шепнула Ламита.

— Глафира? — удивилась Кира. — Она-то тут причем?

— Полюбила она Паситу, не смотря ни на что. Даже про Микора думать забыла. А тут его с тобой увидала, разозлилась — оба ведь около тебя крутятся, — Ламита произнесла это каким-то извиняющимся тоном. — Обозлилась она и ну языком трепать.

Вот ребят и раззадорила. Ты же знаешь, язычок-то у Глашки острый.

— Киалана Заступница, — вздохнула Кира, — вот только этого ещё мне не хватало.

Да я, и правда, с радостью бы ушла, если бы можно было! — взгляд непроизвольно скользнул по берегу, отыскивая среди гуляющих знакомую фигуру. Хвала богам, Паситы нигде не было видно.

— Выпей меду, и идем веселиться. Нет у тебя такого права — в ночь Киаланы грустить! — Ламита потянула Киру к ближайшей корчаге. Сама наполнила чарку, подала.

— Малиновый особенно удался.

Щёки девушки алели, даже в сумерках видно было, что она и сама уже отведала меду. Жмется к Лютобору, как ласковая кошечка — приятно посмотреть.

— Твоя правда!

Кира не стала противится, залпом осушила чарку, надкусила сладкий пирожок, который протянул ей Лютобор.

* * *

Как только на небе появилась первая звезда, все неженатые парни потихоньку пропали. Впрочем, ушли они недалеко. Поднялись на дальний холм, где в дубовой роще на священной поляне возвышалась статуя Керуна. Мужчины собрались в полукруг, готовясь к действу, вознося вполголоса молитвы богу-воину. Потом молодежь отправится на берег к девчонкам. Прочие, подобрав остатки праздничного ужина и неспешно болтая, разбредутся по домам.

Во главе мужской братии сегодня был не кто иной, как Защитник Пасита. Именно ему была отведена честь вести обряд. Впрочем, обряды служения Керуну он знал хорошо. Никто и разницы особой не заметил: что Каррон Защитник, что Пасита — благодать снизошла на всех.

Передавалась из рук в руки ритуальная чаша, произносились положенные слова.

Каждый мысленно просил что-то свое: кто удачи в охоте, кто мужской силы, кто богатого урожая, а кто и хорошую жену, да побольше деток.

— Сегодняшняя ночь одними поцелуями не ограничится, — усмехнулся Мордан, передавая чашу брату.

— Сколько добавил? — тихо спросил Харила.

— Тройную дозу, — хихикнул старший тин Шноббер.

Чаша вернулась к Пасите, и он поставил её у ног каменной статуи, а затем одним лишь взглядом разжег огонь, сложенного подле костра.

— Славься Керун! Мы — твои сыновья! — провозгласил он.

— Кер-р-ра! — отозвалось пять десятков глоток.

Пасита запел. Голос Защитника был мелодичен и чист. Беленая простая рубаха подпоясанная широким кушаком, шли ему не хуже всех тех дорогих нарядов, к которым он так привык в столице. Коротко стриженые волосы уже немного отросли, а на щеках красовалась легкая щетина. Небывалое дело!

Интонации стали грозными, деревенские парни с охотой вторили, повторяя слова ритуальной песни. «Кер-р-ра!» — похожий на рык, боевой клич, услыхали даже ожидающие на берегу девушки. Мало у какой из них по рукам не побежали мурашки, столько первобытной мощи прозвучало в нем. Это была и угроза, и обещание, и своего рода сигнал.

Ратмара, самая старшая из незамужних девок, повернулась к остальным.

Скороговоркой с переливами запела. Её звонкий голос разнесся далеко над водой.

Трелью откликнулись ночные птицы — добрый знак. Киалана слышит. К ней постепенно присоединялись и другие. Пели нарочно не в лад, но от того только ещё лучше выходило. Песня славила природу, созидание, женское начало, несла в себе скрытую между строк мольбу о здоровье, надёжном спутнике, легких родах и мире. Девушки взялись за руки и медленно направились друг за другом, постепенно сомкнувшись в кольцо хоровода.

Сумерки сгустились, и многочисленные костры залили берег Широкой золотым светом. Плавно двигались девы в беленых, расшитых по подолу цветами, сарафанах с распущенными волосами и венками на головах. Под ногами, вторя им, плясали тени, а за всем этим наблюдали многочисленные звезды во главе с полную луною.

Хоровод разомкнулся и, извиваясь, вполз на ближайший холм. Туда же из рощи, что находилась на соседнем, уже поднималась цепочка парней. Шли они широкими шагами, развернув плечи, высоко подняв головы. Шли найти и забрать свое, как воины древности когда-то. Шли, и летела впереди них песня. Вскоре мужские и женские голоса переплелись в шуточной подначке-перебранке, где куплетом на куплет отвечать принято.

Кире казалось, будто она во сне, или же в том самом трансе, о котором говорил Защитник, и вот-вот потеряет себя. Голоса будто отдалились, происходящее завораживало и немного пугало, до шума в ушах. Может это из-за меда, что без счета чарок ей подносила Ламита, пытаясь прогнать тоску, развеселить? А может дело вовсе в том, что она мало ела? Стоящие напротив парни выглядели, как на подбор. Хотелось смотреть на них во все глаза, подойти, обнять каждого, поцеловать… А и забыл, верно, она уже, как недавно зло говорил Федунька?

Сердиться отчего-то расхотелось — в ночь Киаланы полагалось быть счастливой.

На душе стало легко и немного тоскливо и от этого мечтательная улыбка сама собой озарило лицо. Внезапно Кира столкнулась с одобрительным взглядом Паситы.