Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов - Джон Эплби

Весть о коронации молодого Генриха быстро достигла ушей Людовика VII, который пришел в ярость от того, что его дочь Маргарита не была коронована вместе с мужем. Людовик подумал, что Генрих II хочет заставить сына отказаться от своей жены, и приказал возобновить пограничные набеги на Нормандию, угрожая захватить Вексен, отданный им в приданое Маргарите. Король Англии поспешил в Нормандию и около 24 июня высадился в Барфлёре[188].

Епископ Роджер Вустерский, узнав, что его кузен приближается к Фалезу, вышел из города и встретил короля в трех милях от него. Увидев епископа, Генрих II обрушился на него с упреками: «Теперь мне ясно, что ты меня предал! Я велел тебе явиться на коронацию моего сына и сообщил день, когда она должна была состояться. Но ты не приехал, показав тем самым, что тебе наплевать на меня и на моего сына. Теперь мне ясно, что ты принял сторону моего врага и ненавидишь меня самого и всю мою семью. Ты больше не будешь получать доходы со своей епархии. Я ее у тебя отберу, ибо ты ее недостоин, как недостоин и других бенефиций. Ты не похож на сына доброго графа Роберта, моего дяди, который вырастил нас в своем замке и преподал нам обоим первые уроки хороших манер и грамоты!»

Епископ Роджер учтиво ответил, что, добравшись до порта, он получил письмо, запрещавшее ему ехать в Англию, поэтому он и не явился на коронацию.

«Но ведь королева живет в замке Фалез, – возразил король, – а Ричард Юмез тоже здесь или скоро сюда приедет. Как же ты можешь утверждать, что это письмо написали они?»

«А я и не утверждаю, что письмо было написано королевой, ибо если она скрывает правду из любви к тебе, то ты еще сильнее рассердишься на меня; если же она признается, что написала это письмо, ты начнешь орать на эту благородную даму, а я ни за что на свете не допущу, чтобы она услышала от тебя хотя бы одно грубое слово. Ты сделал ошибку, приказав мне присутствовать на коронации, ибо она была незаконной и нанесла оскорбление Богу, потому что венчал его на царство не тот, кто должен бы это сделать. Если бы я был там, я бы не позволил ему короновать твоего сына.

Ты говоришь, что я не похож на сына графа Роберта. Но и ты не достоин называться племянником моего отца, того же самого графа Роберта, который воспитывал тебя как полагается, который ради тебя шестнадцать лет воевал с королем Стефаном и терпел нападения врага, пока сам не попал в плен.

Одного из моих младших братьев, достойного рыцаря, ты обрек на такую нищету, что он отказался от своего рыцарского звания и положения в обществе и подался к рыцарям-госпитальерам в Иерусалим. Облачившись в их одежды, он обрек себя на вечную каторгу в этом ордене. Вот так ты помогаешь своим преданным слугам и близким друзьям, вот так ты вознаграждаешь их за преданность тебе!»

В свите короля ехал один рыцарь из Аквитании, который услышал этот разговор. Не зная, кто был собеседником короля, он в изумлении спросил: «Кто этот человек, который так смело разговаривает с королем?»

Когда ему сказали, что это епископ, он произнес: «Королю повезло, что этот человек – священник. Если бы он был рыцарем, то не оставил бы королю и двух акров земли».

Другой человек из свиты, услышав, как Генрих II ругается с епископом, решил, что, нагрубив святому отцу, угодит королю и попадет к нему в милость. Но Генрих II в гневе обрушился на него. «Замолчи, подлый негодяй! – закричал он. – Ты думаешь, если я обсуждаю дела со своим родственником и епископом, ты или кто-нибудь другой может оскорблять его или угрожать ему? Да я тебе за него глаза выцарапаю! Если кто-нибудь из вас осмелится хотя бы тявкнуть на него, я его тут же прикончу!»

Приехав в замок, Генрих II и его кузен отобедали вместе, дружески болтая[189].

Услыхав о возвращении короля, архиепископ Ротру Руанский и епископ Бернар Неверский сразу же приехали к нему. Они показали ему письмо от папы, в котором тот приказывал королю помириться с Томасом Бекетом и предупреждал, что, если он не согласится заключить с ним мир на его условиях, у него не останется другого выбора, кроме как наложить интердикт на Англию, которого все так боялись. Король, добившись своей цели – коронации сына, согласился с этими условиями, и к Томасу отправились два посланника с сообщением, что соглашение достигнуто.

6 июля Генрих II встретиться с Ла-Ферте-Бернар с графом Теобальдом Блуаским, представителем Людовика, чтобы обсудить условия мирного договора между Англией и Францией. Безо всяких оговорок Генрих II согласился отправить Маргариту в Англию и короновать вместе с мужем, устранив главное препятствие к миру.

Через две недели Генрих II и Людовик VII встретились во Фретевале, на берегу Луары, примерно в 35 милях к западу от Орлеана, на территории Людовика. В течение двухдневных переговоров они уладили все свои разногласия. Расставаясь с французским королем, Генрих II сказал:

«Завтра твой вор получит мир, и при этом добрый мир».

«О каком воре ты говоришь, ради всех французских святых?» – спросил Людовик.

«О твоем любимом архиепископе Кентерберийском».

«Хотел бы я, чтобы все мои архиепископы были такими, как он, – ответил Людовик. – Если ты заключишь с ним добрый мир, то сильно возвысишься в глазах Господа, а мы все будем тебе благодарны».

На следующий день, 22 августа 1170 года, в среду, в праздник святой Марии Магдалины, Генрих II и Томас Бекет встретились на лужайке Изменников, за пределами Фретеваля. Генриха сопровождал архиепископ Руанский, все епископы Нормандии, епископ Роджер Вустерский и его свита. С Томасом приехал Вильям Шампанский, архиепископ Санский, а также много французских епископов и дворян. Людовик, по просьбе Генриха, не присутствовал; его представлял граф Теобальд.

Увидев двух архиепископов, ехавших к нему, английский король снял шляпу и двинулся к ним навстречу. Обменявшись приветствиями, король с Томасом отъехали в сторону, чтобы их разговор никто не услышал. Бекет позже написал папе, что принялся упрекать Генриха в том, что он велел архиепископу Йоркскому короновать своего сына в нарушение прав кентерберийского престола. После недолгого обсуждения Генрих II признал себя неправым. Когда же Томас заговорил о своей любви к юному Генриху, лицо короля просветлело, и он сказал: «Если ты любишь моего сына, то это еще одна причина, по которой ты обязан сделать то, что должен, ибо я отдал его тебе в сыновья, и ты вспомнишь об этом, получив его из моих рук. А он так сильно любит тебя, что не выносит и вида твоих врагов. И если бы он не боялся и не боготворил меня, то разорвал бы их на части».

Тронутый этим напоминанием о счастливых днях прошлого, Томас спешился и преклонил колени у ног Генриха. К радости наблюдавших за ними людей, король спрыгнул с коня и обнял архиепископа. Но Томас поддержал его стремя и заставил снова сесть на коня.