Как дети добиваются успеха - Пол Таф

Работа Шпигель была, по сути, сложным актом поддержания равновесия. Она хотела помочь своим ученикам выстроить уверенность в себе, заставить их поверить в собственную способность одолевать более сильных соперников и брать себя в руки в невероятно сложной игре. Но особенности ее работы – и особенности ее личности – означали, что бóльшую часть времени она говорила своим ученикам, что и где они сделали неправильно. На самом деле, таков сюжет любого послеигрового шахматного анализа: ты думал, что здесь тебя посетила хорошая идея, но ты был не прав.

– Я постоянно с этим борюсь, – рассказывала она мне однажды, когда я сидел у нее на уроке. – Каждый день. Этот пункт лидирует в моем списке тревог как педагога. Я чувствую, что очень скверно веду себя с детьми. Порой меня это убивает, я прихожу домой, проигрываю про себя все, что сказала каждому ребенку, и думаю: «Что же я делаю? Я же врежу детям!»

После национального турнира 2010 года среди девочек (который IS 318 выиграла) Шпигель писала в своем блоге:

Шпигель часто бросала вызов моему стереотипному представлению о том, как хороший учитель, особенно хороший учитель в бедном районе, должен взаимодействовать со своими учениками. Признáюсь, до встречи с ней у меня сформировался некий образ идеального учителя шахмат из бедного района, очень похожий на персонажа, которого сыграл Тед Дэнсон в «Рыцарях Южного Бронкса», вдохновляющем фильме, снятом в 2005 году.

Герой Дэнсона ведет неуправляемую банду детишек из гетто к победе над вышколенными учащимися из частной школы, раздавая направо и налево медвежьи объятия, мотивационные речи и сопровождая все это жизненными уроками. Шпигель не такова. Она никого не обнимает. Она явно предана своим ученикам и глубоко неравнодушна к ним, но когда ученик расстраивается после проигрыша, Шпигель не станет подходить к нему и утешать.

У Джона Гэлвина, заместителя директора IS 318, который часто ездит на турниры в качестве помощника Шпигель, лучше получаются такого рода вещи, говорит она; у него больше развит «эмоциональный интеллект».

– У меня определенно сложились теплые отношения со многими детьми, – говорила мне Шпигель во время одного турнира. – Но я считаю, что моя работа как учителя состоит в том, чтобы быть скорее зеркалом, говорить о том, что они делают на шахматной доске, и помогать им думать об этом. Это большой подарок ребенку. Они вкладывают в свое дело огромное количество труда, и ты разбираешь это вместе с ними, не снисходя до их уровня. С детьми такое случается не часто, и, судя по моему опыту, это им по-настоящему нужно. Но при этом я не купаю их в любви и не нянчу. Я не такого рода человек.

Исследователи, включая Майкла Мини и Клэнси Блэра, продемонстрировали, что для того, чтобы младенцы развивали в себе такие качества, как настойчивость и сосредоточенность, им нужен высокий уровень теплоты и поддержки со стороны тех, кто о них заботится. Однако успех Шпигель заставляет предположить, что когда дети достигают раннего подросткового возраста, наиболее эффективно их мотивирует вовсе не стиль заботы «вылизывания и ухода», но совсем иной вид внимания. Возможно, то, что заставляет учащихся средней школы концентрироваться и заниматься так же маниакально, как шахматисты Шпигель, – это неожиданный опыт, когда кто-то воспринимает их всерьез, верит в их способности и бросает им вызов, подталкивая к самосовершенствованию.

В те месяцы, когда я наиболее активно писал репортажи о IS 318, наблюдая за подготовкой команды к турниру в Коламбусе, я также проводил много времени в KIPP Infinity, следя за разработкой табеля характера. И поскольку я мотался туда-сюда на метро между Западным Гарлемом и Южным Уильямсбургом, у меня было полно времени на обдумывание параллелей между методами тренировки учащихся, которые использовала Шпигель в шахматном классе, и тем, как учителя и администраторы KIPP разговаривали со своими учениками о повседневных эмоциональных кризисах или поведенческих недостатках.

Возможно, вы помните, что декан KIPP Том Бранзелл говорил, что считает свой подход своего рода когнитивно-бихевиоральной психотерапией. Когда его ученики спотыкались, терялись в моменты стресса и эмоционального срыва, он поощрял их выполнять своего рода акт мышления «в рамках большой картины» – обращаться к метакогнитивности, как многие психологи это называют, к процессу, который имеет место в префронтальной коре. То есть притормозить, исследовать свои импульсы и рассмотреть более продуктивные решения стоящих перед ними проблем, скажем, вместо того чтобы вопить на учителя или вымещать злость на другом ребенке на игровой площадке.

В своих послеигровых шахматных анализах Элизабет Шпигель просто разработала более формализованный способ делать то же самое. Как и учеников KIPP, учащихся IS 318 поощряли более глубоко вглядываться в собственные ошибки, выяснять, почему они их совершили, и хорошенько продумывать, как можно было сделать все по-другому. И как ни называй этот подход – когнитивной терапией или просто хорошим педагогическим подходом, – похоже, он дает замечательный результат в жизни учащихся средней школы.

Однако этот метод сравнительно редок в современных американских школах. Если вы полагаете, что ваша педагогическая миссия или работа учителя ограничивается простой передачей информации, тогда вроде бы нет необходимости склонять учеников к такого рода пристальному самоанализу. Но если вы пытаетесь помочь им изменить свой характер, тогда простой передачи информации недостаточно.

И хотя Шпигель не использует слово «характер», описывая то, что она преподает, существует достаточно обширная «область наложения» между сильными сторонами характера, на которые делают упор Дэвид Левин и Доминик Рэндольф, и теми навыками, которые старается развить Шпигель в своих учениках. Каждый день, в классе и на турнирах, я видел, как Шпигель пытается научить своих подопечных выдержке, любознательности, самоконтролю и оптимизму.