Золотой цверг - Вадим Проскурин

Рамирес был вынужден согласиться, нельзя же взрослого человека постоянно пичкать нотациями. Но перемены в поведении и настроении Ивана ему не понравились. Впрочем, никаких перемен не было. Иван всегда был таким, просто Рамирес предпочитал не замечать того, что ему не нравилось. А ведь настанет момент, когда мириться с недостатками Ивана, да и других братьев станет невозможно, и тогда… Нет, Иван прав, сейчас не стоит думать о таких сложных вещах. Вначале надо, чтобы нервное напряжение последних дней хоть чуть-чуть отпустило. Рамирес сделал большой глоток и постарался отвлечься от неприятных мыслей. Хотя бы на время.

Представителя разведслужбы звали Ибрагим, и выглядел он так, как может выглядеть совершенно обычный и ничем не примечательный араб средних лет. Рост чуть ниже среднего, в меру смуглая кожа, густые черные усы, обманчиво простодушный взгляд больших карих глаз, в которых при всем желании не удавалось разглядеть ничего характерного для сотрудника одной из самых крупных коммерческих разведслужб планеты. Ибрагим спокойно выслушал описание объекта, который предлагалось украсть, и, не меняя задумчиво-рассудительного выражения лица, заявил:

– Это будет стоить сто двадцать тысяч. Предоплата пятьдесят процентов.

– Хорошо, – согласился Якадзуно. – Когда мы получим объект?

– Не спешите. Если это действительно просто золотая статуя, и ничего более в ней нет, она не может стоить больше ста двадцати тысяч. Если все так, как вы говорите, то операция для вас убыточна. Отсюда я делаю вывод, что ее ценность в чем-то другом. В чем?

Якадзуно не видел другого выхода, кроме как сказать правду. Все равно этот человек рано или поздно ее узнает.

– Эту статую сделали цверги, – сказал Якадзуно. – Предположительно.

– Интересно, – равнодушно протянул Ибрагим. – И это все? Якадзуно промолчал.

– Я не верю, что это все, – продолжал Ибрагим. – Ни один коллекционер не заплатит за цвергскую статую больше трехсот тысяч, даже без учета криминального происхождения. А с учетом получается, что овчинка не стоит выделки. Тут должно быть что-то еще.

– Вы должны пообещать не разглашать эту информацию, – сказал Якадзуно.

– Вся информация заказчика конфиденциальна, – заявил Ибрагим. – Наша фирма дорожит своей репутацией, мы никогда не разглашаем сведения, предоставляемые клиентами, потому что стоит пойти слухам, и к нам перестанут обращаться. Вы можете не волноваться.

– Хорошо. Странность первая. Объект был доставлен с Гефеста курьером “Истерн Дивайд”. Гораздо разумнее было спрятать эту вещь среди металлических слитков.

– Возможно, отправитель не имел доступа к грузовым капсулам. Или просто не хотел рисковать.

– Возможно. Странность вторая. Курьер прибыл сюда грузовым поездом. Статуя золотая.

– Это действительно странно, – согласился Ибрагим. – Отсюда следует, во-первых, что курьера использовали втемную, а во-вторых, что отправитель никогда не читал таможенный кодекс Деметры.

– Именно. И в-третьих, отсюда следует, что статую ВЫВОЗИЛИ в большой спешке, иначе отправитель дождался бы пассажирского поезда.

– Согласен. Вероятно, отправителя кто-то спугнул. Либо полиция села на хвост, либо мафия, насколько я знаю, у вас на Гефесте это почти одно и то же.

– Не совсем. Странность третья. Фирма “Ифрит плюс”, получатель груза, узнав о проблемах на таможне, немедленно расплатилась с “Истерн Дивайд”.

– Не хотели привлекать внимание к грузу. Если бы они начали судиться, этого не удалось бы избежать.

– Странность четвертая. Оплатив доставку груза, фирма “Ифрит плюс” немедленно самоликвидировалась.

– Что это за фирма, кстати? Однодневка?

– По всем признакам однодневка, но просуществовала два года.

– Интересно. Самоликвидировалась… законным путем идти не захотели. Да, все понятно – либо начальник таможни в деле, либо будет силовая акция. Открою маленькую тайну: к нам еще никто не обращался с аналогичным предложением.

– А к вашим конкурентам?

– У них нет конкурентов, – встрял в разговор Дэйн. – Бизнес коммерческой разведки давно поделен, у каждой компании свои зоны, они никогда не вмешиваются в дела друг друга.

– Вы недавно у нас? – спросил Ибрагим, глядя на Якадзуно.

– Да, – кивнул Якадзуно, – я приехал на том же поезде, что и статуя.

– Понятно. Нескромный вопрос: для вас представляет ценность именно статуя или прежде всего вы заинтересованы в том, чтобы выявить и пресечь канал контрабанды?

– Это не канал контрабанды, по всем признакам перевозка разовая.

– Я неаккуратно выразился…

– Смысл понятен, – перебил Ибрагима Якадзуно. – Скорее второе, чем первое.

– Замечательно. Тогда я выдвину встречное предложение – мы объединяем информацию и усилия. Информация общая, прибыль делим пополам.

– Думаете, прибыль будет?

– Большой прибыли, думаю, не будет, по-моему, сама статуя здесь представляет наименьшую ценность. А вот все странности, что вы перечислили, наводят на мысль, что здесь творится что-то интересное и нехорошее.

– Согласен с вами.

– В каком смысле согласны?

– В обоих. И с тем, что происходит что-то нехорошее, и с вашим предложением.

– Замечательно.

Ибрагим протянул руку, и Якадзуно пожал ее. Дэйн тоже протянул руку, но рукопожатия не удостоился и был вынужден сделать вид, что просто взглянул на часы. Якадзуно усмехнулся про себя – Ибрагим правильно понял, кто здесь главный.

– В операции участвовать будете? – спросил Ибрагим.

– Зачем? – удивился Якадзуно. – Думаю, у вас найдутся бойцы получше нас с Рональдом.

– Как хотите. Мы сделаем видеозапись, вы ее получите, если операция провалится. Но я надеюсь, что она не провалится. Если не возражаете, я пойду, думаю, что операцию следует провести как можно быстрее.

– Если потребуется наша помощь…

– Я обязательно обращусь. Всего доброго.

– До встречи.

Раз в неделю Сяо Ван посещал Колизей. Его не интересовали ни бары, ни рестораны, ни бордели, ни спортивные комплексы. Единственным местом в Колизее, которое Сяо Ван удостаивал своим посещением, был сад камней. Самый обычный сад камней, далеко не шедевр, но лучшего места для медитации в Новом Кузбассе не было.

Сяо Ван стоял на коленях, его взгляд был устремлен в одну точку, губы беззвучно шептали мантры, а ничем не стесненные мысли галопом неслись через вселенную на крыльях чистого разума. Сяо Ван пытался найти гармонию если не в себе, то хотя бы в мире.