Прошлой ночью с герцогом - Амелия Грей

Женщина вытащила из-за кушака отрезок белой ткани и перетянула ей талию, прежде чем она успела возразить, и отрезала:

– Не смотрите на меня. Я занята. Лучше выберите ткани. Какие вам нравятся?

– Подождите! Я же сказала: мне ничего не надо. У меня есть платья, красивые, хорошо сшитые.

– О, я в этом не сомневаюсь, но они серые, – отмахнулась модистка и продолжила диктовать цифры одной из помощниц, а та записывала их карандашом на карточке. – Герцог сказал «ничего серого». Ничего. Я ответила, что все поняла.

Она измерила окружность груди и продиктовала цифры.

– Нет-нет, мадемуазель. Не следите за моими действиями. Взгляните, какие великолепные ткани. Прямо роскошные! Светло-желтый вам нравится?

– Прелестный цвет, но…

– Прекрасно! Я так и думала. Изумительно оттенит ваши глаза. Герцог будет доволен.

Она измерила длину от груди до ног и продиктовала цифры помощнице.

– У талии и, возможно, на подоле? Нет, думаю, подол – это слишком, верно? Рукава короткие. Оборка.

Мадам Донсо отвечала на собственные вопросы, продолжая с невероятной скоростью снимать мерки.

– Как насчет сиреневого? Голубого? Нет-нет, с вашими глазами лучше зеленое. Я сделаю зеленое. И темная слоновая кость. Вы будете неотразимы.

Эсмеральда едва увернулась от модистки:

– Погодите! Сколько платьев вы собираетесь сшить?

– Сколько угодно, – ответила мадам Донсо, явно удивившись.

– Прекрасно. Я хочу одно. Желтое.

Модистка гортанно рассмеялась:

– Нет-нет, мадемуазель! Герцог…

– Мне безразлично, что сказал вам герцог! Теперь, когда вы сняли мерки, можете уходить.

– Хорошо, – улыбнулась дама с таким видом, словно не заметила ее раздражения, – я уеду. Сама выберу ткани, в которых ваша красота будет еще ярче. Не серые.

Она жестом велела помощницам собрать ткани и отделку, но вместо того, чтобы покинуть комнату, подошла к гардеробу и принялась вытаскивать платья Эсмеральды и вешать на руку.

– Что это вы делаете? – возмущенно воскликнула девушка.

– Забираю все серые платья, как приказал герцог.

– Но вы не можете забрать всю мою одежду!

– Я принесу вам куда больше, мадемуазель: голубое, зеленое, коралловое, – причем еще до вечера.

Эсмеральда попыталась отобрать платья, но модистка увернулась и метнулась к двери.

– Вы не можете это забрать! – бросилась она следом.

Мадам Донсо нахмурилась:

– Я всего лишь исполняю приказы герцога. Он велел унести серое.

– О да! Герцог обожает всем указывать, что делать, но я говорю «нет».

– Хорошо, – повторила модистка. – Но эти платья я забираю.

– Нет.

– Я оставила вам достаточно других.

Эсмеральда опять попыталась отобрать у нее одежду, но мадам Донсо крепко прижала ворох к груди. Помощницы с ужасом наблюдали за перетягиванием каната между леди и француженкой.

– Что здесь происходит?

Эсмеральда обернулась и увидела близняшек, тоже в ночных сорочках.

– Шумите и ругаетесь – ну прямо как мы, когда что-нибудь не поделим, – заметила Вера.

Эсмеральда мысленно застонала, осознав, сколь смехотворно выглядит, и разжала руки. То же сделала и модистка.

– Пусть забирает, мисс Свифт, – посоветовала Вера. – Приятно будет увидеть вас в другом цвете. Верно, Сара?

Вместо ответа девушка подошла к одной из помощниц, державших рулоны, и вытащила полупрозрачную ткань цвета пергамента:

– Это идеально пойдет к вашим волосам, мисс Свифт.

Поняв, что сражение проиграла, Эсмеральда смягчилась, отошла от модистки и спросила:

– Что вы с ними сделаете?

– Отдадим в приют для бедных, там всегда нуждаются в одежде. Это удовлетворит мадемуазель?

Эсмеральда глубоко вздохнула и пожала плечами:

– Да, вполне.

Послеполуденное званое чаепитие включало избранных и было роскошным и шумным. Верная своему слову мисс Ирен Фрост подружилась с близняшками, пригласив для начала их обеих только на чай, а потом и на званое чаепитие в саду. Более двадцати прекрасно одетых молодых леди и красавцев щеголей сидели за накрытыми белыми скатертями столами, в центре которых стояли вазочки с маленькими букетиками роз. Трио музыкантов устроилось в дальнем конце небольшого газона, но мягкие тихие звуки арфы, скрипки и виолы заглушались жизнерадостной болтовней и смехом, а также звяканьем ложек о блюдца.

Хмурое небо весь день угрожало дождем, в сыром воздухе чувствовался холодок, и мрачная погода скоро погасила энтузиазм небольшой компании.

Эсмеральда чуть в стороне беседовала с другими компаньонками и мамашами кое-кого из девушек, приглашенных к Ирен Фрост. Дамы обсуждали туалеты, делились впечатлениями о вечеринках, высказывали предположения, какие джентльмены в ком заинтересованы, что думают отцы семейств относительно брака.

За последние две недели сезона ей почти не задавали вопросов и даже не обсуждали то, что она кузина больного виконта Мейфорта. Она ожидала, что сплетничать о ней будут куда активнее. Одна леди поинтересовалась, как ей удалось получить завидное место компаньонки сестер герцога Гриффина, другая предположила, что она знакома с кем-то из семьи, третья заявила, что герцог не мог допустить, чтобы о близняшках заботилась особа более низкого происхождения, так что двоюродная сестра виконта как раз то, что надо.

Эсмеральда отвечала улыбкой на все замечания и благодарила про себя Господа, что никто не расспрашивал о Джозефине. Похоже, никому не было известно, что герцог нашел компаньонку в очень надежном агентстве мисс Мейми Фортескью, и у нее не было желания их просвещать.

Шла третья неделя сезона. Джозефина и Наполеон, слава богу, больше ничего не выкидывали и прекрасно существовали в доме герцога.

Несмотря на все уверения леди Веры, что лорд Генри именно тот джентльмен, которого она хочет в мужья, показывала она это самым странным образом. В начале недели он пригласил ее на верховую прогулку в парке, но она отказала, заявив, что еще слишком рано для таких выездов. Разумеется, это было неправдой.

Мистер Ламберт пылко влюбился в леди Сару, и Эсмеральда чувствовала, что та оставила мысли о лорде Генри и тоже им увлеклась.

Друзья Гриффина, Ратберн и Хоксторн, иногда подходили к Эсмеральде, здоровались, спрашивали о близняшках, предлагали принести бокал шампанского. Несмотря на высокий титул, эти прожженные повесы, ужасно избалованные тем, что всегда получали желаемое, были прекрасными собеседниками, и она наслаждалась разговорами с ними по вечерам. Ни один ее танцевать больше не приглашал.