Трудные дети и трудные взрослые: Книга для учителя - Владимир Иванович Чередниченко

– Платья шьем, – сообщает, не поднимая глаз, Галина, – Мы исправимся, извините нас, Надежда Ивановна.

– Нет, это совсем никуда не годится, – разволновалась Минеева. – Вы знаете цену ткани, из которой шьете?.. Вы думаете о людях, которым покупать вашу продукцию?.. Все, возвращайтесь в строй, я на вас посмотрела.

После линейки один отряд строем пошагал в клуб на просмотр кинофильма, второй, вместе с Минеевой, – в Ленинскую комнату. Я предполагал, будет беседа, но Надежда Ивановна начала с песни. Музрук Юрий Георгиевич Логинов растянул меха баяна, Минеева даже плащ забыла снять, так увлеклась, запевая. Воспитанницы, раскачиваясь рядами, дружно подхватили:

Весна сорок пятого года,

Как долго Дунай тебя ждал,

Вальс русский на площади Вены свободной

Солдат на гармони играл.

Минеева в такт песни тоже раскачивается. И Юрий Георгиевич увлечен не меньше. Играет одной рукой на баяне, другой дирижирует. Припев запели вдвое громче, так, что стекла в рамах дребезжали:

Помнит Вена,

            помнят Альпы

                            и Дунай

Тот цветущий

            и поющий

                        яркий май.

В вихре танцев,

                в русском вальсе

                                    сквозь года

Помнит Вена,

                не забудет

                            никогда.

Только допели, Минеева сняла рывком плащ, бросила его на стул, сказала что-то вполголоса Логинову. Тот взял первые аккорды «Смуглянки» – веселой песни времен войны. Девчата оживают, улыбаются, а слезы на щеках еще не высохли:

Как-то летом на рассвете Заглянул в соседний сад.

Там смуглянка-молдаванка Собирала виноград...

– Стоп! – останавливает Надежда Ивановна аккомпаниатора. И к воспитанницам: – Как вы поете? На три с минусом! Будто бабы старые!

Начали заново.

Я слушаю и думаю: насколько поможет эта песня очиститься им? И поможет ли всем? Но даже если из двадцати поющих две прочувствуют слова песни до глубины души – и то хорошо.

Дина Владимировна Васильченко, сменившая Минееву па посту начальника колонии, понимает всю обманчивость и непостоянство сиюминутных результатов и нацеливает коллектив на достижение результата конечного. Конечно, руководителям колонии да и нам, рядовым учителям и воспитателям, удобнее, когда в зоне спокойно, нет никаких ЧП. Но более существенным видится другое: стремиться не к тому, чтобы в колонии непременно была тишь да благодать, а к тому, чтобы наши воспитанницы, освободившись, не возвратились на прежнюю стезю. В своей работе мы должны руководствоваться только этим. А что касается ЧП – они, хоть зто и звучит парадоксально, не только во вред. ЧП приносит иногда и результат положительный. Идя на нарушение, наша подопечная проявляет себя. При этом у воспитателей появляется возможность лучше узнать особенности ее характера, наметить действенный план индивидуальной работы с ней. Именно поэтому я взял для себя за правило не наказывать воспитанницу в соответствии с исправительно-трудовым кодексом, а искать педагогические решения возникающих противоречий.

Тем временем отзвучали последние аккорды баяна, воспитанницы выходят на построение.

Спрашиваю у Чичетки:

– Ты могла бы сейчас, оставшись с девчатами наедине, заругаться?

Воспитанница даже покраснела, отвечая:

– Не-а, – усиленно мотает головой.

– А ты? – останавливаю Гукову.

– Щас попробую! – обнажает в дурашливой улыбке выщербленные зубы.

8

Когда Минеева впервые предложила педсовету проведение конкурса рисунка на асфальте, единомышленников почти не нашлось.

– Рисовать на асфальте? – улыбнулась одна из воспитателей. – Но у вас же не детская площадка!

– Ничего не выйдет, не станут рисовать, – покачала головой другая.

– Может и не выйти, – согласилась тогда Надежда Ивановна. – Но попробовать, думаю, стоит.

Воспитанницы, передвигаясь на корточках, рисовали на асфальте земной шар, цветы, море, лес, зверушек и птиц. Старательно выписывали слова: «мир», «дружба», «любовь», «мама». Но больше было, конечно, цветов. Чаще всего выводилось цветными мелками слово «мама». Что ж, и праздник такой – 8 Марта. Накануне проводились предварительные туры в отделениях, и сейчас каждое выставило по одной художнице. Вокруг них столпились болельщики и советчики. Дружно ахали от восхищения и вздыхали сочувствующие в случае, если какая-то деталь рисунка не получалась.

Водолажская рисовала Буревестника. Работала старательно и увлеченно. Лишь раз отвлеклась, попросила пить, и Бубенцова тут же сбегала в жилой корпус, принесла. Подруги, пользуясь перерывом, выспрашивали: не устала ли, может, помощь нужна? Водолажскую всячески подбадривали: молодец, Олька, лучшего рисунка ни у кого не будет.

К Минеевой подошла Людмила Ивановна Корвегина, председатель жюри конкурса.

– Приглашаем вас принять участие в жюри!

– Ну, какой из меня оценщик! – Надежда Ивановна, улыбаясь, лишь развела руками. – Еще подсуживать начну кому по старой памяти!

– Но девочки вам доверяют, – настаивала учитель истории.

Возразить нечего. Пришлось Минеевой отвлечься от интересной беседы с Лидией Павловной Дьяченко и пойти смотреть рисунки. Надежда Ивановна, Корвегина и другие члены жюри, среди которых, разумеется, несколько воспитанниц, долго спорили, решали, кому из отделений присудить первое место. Когда дошли до рисунка Водолажской, Минеева, а она была много лет шефом шестого отделения, сложила свои полномочия. Шумарина дергала Надежду Ивановну за