Охота - Эндрю Фукуда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это действительно необходимо?
— Приказ Директора. Когда он понял, что вы прибудете на бал в качестве пары, он распорядился, чтобы ваше появление было обставлено по высшему разряду.
— Понятно.
— Еще кое-что.
— Слушаю.
— Вам с девушкой не стоит проводить следующий день вместе.
— Откуда вы…
— Не важно, откуда мы знаем. Но Директор боится, что публика может этого не одобрить. С учетом присутствия такого количества прессы он бы желал, чтобы все охотники вели себя максимально пристойно.
— И вы…
— Сделайте так, чтобы каждый из вас проснулся завтра в своей комнате.
— Слушайте, я…
— Приказ Директора, — твердо произносит он и удаляется. Я наблюдаю за тем, как он подходит к Пепельному Июню. Короткий разговор, и он уходит окончательно. Я иду к ней.
Тощий говорит с Физкультурником и Прессом, и я слышу, как он в тех же выражениях просит принять его в их союз. Он в отчаянии. Он отчаянно жаждет плоти геперов, отчаянно нуждается в помощи. И у него нет шансов получить ни то, ни другое. Нельзя выпускать его из виду. Невозможно заранее сказать, на что способен человек, оказавшийся в отчаянном положении. Нельзя думать, что он чего-то не сделает.
Вернувшись в библиотеку, мы с Пепельным Июнем переодеваемся к балу: она в отделе периодических изданий, я у стола библиотекаря. Висевший на одной из пустых полок смокинг сидит на мне как влитой. К нему прилагаются всяческие дополнения, без которых я вполне мог бы обойтись: бриллиантовые запонки, стальные пуговицы с выбитым на них профилем правителя. Впрочем, несмотря на все это, костюм вышел впечатляющим. И мне он идет.
Из дальнего конца библиотеки доносится голос Пепельного Июня, она предупреждает меня, чтобы я не пытался подглядывать, пока она не будет готова. Она не торопится, тратит куда больше времени, чем, как мне кажется, нужно, чтобы сбросить одежду и надеть подогнанное по фигуре платье.
Прежде чем она успевает закончить, раздается стук в дверь. Входит целая толпа сотрудников.
— Макияж, — произносят они лаконично, и я жестом отправляю их к Пепельному Июню. К моему удивлению, одна из них остается со мной.
— Я займусь вашим лицом, — говорит она.
— Не думаю, — отвечаю я. Слишком велик риск, что она заметит несбритый волосок или наклонится ко мне настолько близко, что сможет почувствовать мой запах.
— Приказ Директора. Сядьте и запрокиньте голову.
— Нет. Я не собираюсь этого делать.
— Я сделаю самый легкий макияж. Его почти никто и не заметит.
— Тогда тем более нет необходимости. Я выражаюсь достаточно ясно?
Она раздраженно смотрит на меня.
— Я передам это Директору.
— Отлично, можете сказать, чтобы он сюда зашел.
Я вижу, что в ее полуприкрытых глазах кипит злоба. Она с грохотом захлопывает свой чемоданчик и присоединяется к остальным в отделе периодики. Разумеется, она ничего не расскажет Директору, ей слишком хорошо известна судьба наших сопровождающих. Наказание за неповиновение последует незамедлительно, но ему подвергнутся не охотники — у нас, по всей видимости, есть иммунитет.
Я слышу, как в дальнем конце библиотеки Пепельный Июнь пытается сопротивляться команде визажистов. Но с меньшим успехом. Они начинают работать с ней.
Я врываюсь туда, готовясь разыграть свою козырную карту — иммунитет охотника. Они тесно сгрудились вокруг Пепельного Июня и терроризируют ее требованиями вроде «Откиньтесь на спинку!», «Уберите волосы!», «Перестаньте кривить лицо!». Их спины полностью заслонили ее, все, что я вижу, — это побелевшие костяшки пальцев, стиснувших кожаные подлокотники кресла.
— Убирайтесь, — твердо и спокойно произношу я.
Они разворачиваются с удивленным и раздраженным видом.
— Это решать не ей. И не вам.
— Убирайтесь.
— Вы ответите за это перед…
— Директором? Извините, я это где-то уже слышал. А теперь убирайтесь.
Самая младшая и хрупкая из них — девушка не старше меня — судорожно сжимает сумку с косметикой. Она боится, и я неожиданно чувствую укол жалости к ней.
— Слушайте, вам не о чем беспокоиться. Оставьте здесь косметику и зеркало, мы сами справимся. А теперь уходите.
После этих слов они не сопротивляются.
— Едва спаслись, — выдыхает Пепельный Июнь, когда входная дверь закрывается. Неожиданно ее лицо искажает ужас, и она вскрикивает:
— Вон отсюда!
— Что?
— Вон отсюда!
Я кручусь вокруг своей оси, ожидая увидеть за спиной одну из визажистов.
— Да нет, ты! Закрой глаза! Я сказала, закрой глаза! А теперь вон!
— В чем дело?
— Ты не должен меня видеть сейчас. До тех пор, пока я не буду окончательно готова. Ну, ты уйдешь или нет?!
Я моргаю. Какая же она в глубине души романтичная. Хотя только что спаслась от неминуемой смерти.
Проходит целый час. Наконец она готова. В ожидании я вынимаю из ящиков излучатели и знакомлюсь с управлением. Пользоваться ими довольно просто: на задней стороне предохранитель, который легко отпустить, сверху — большая кнопка. Обхожусь без пробного выстрела — учитывая, что в каждом излучателе всего три заряда, мне не хочется тратить ни одного.
Я смотрю на излучатели и неожиданно вспоминаю о геперах. Пытаюсь думать о чем-то другом, но мои мысли продолжают возвращаться к ним. Я буквально вижу, как они идут по Пустошам с картами в руках и лихорадочно ищут глазами несуществующее убежище. Как наконец начинают понимать, что происходит, а потом видят вдалеке облака пыли, поднятые бегущими охотниками, и их охватывает чувство полной безысходности. Как на них обрушивается лавина когтей и клыков, влекомая страстной жаждой.
Как было бы хорошо, если бы я не повстречался с ними, если бы не заговорил, если бы для меня они оставались дикарями, не способными к членораздельной речи, если бы между нами лежала та пропасть, которая, как мне казалось, нас разделяла.
Появление Пепельного Июня в платье и макияже быстро прогоняет эти мрачные мысли. Она выглядит — по-другому никак не скажешь — блистательно. На платье явно не поскупились. Оно прямое, из шелкового шифона цвета расплавленной лавы, спереди расшито сверкающими кристаллами, а на голове у нее — изящное украшение из перьев. Но главное чудо — это ее лицо. Мягкий, со вкусом сделанный макияж, подчеркивающий четкие линии подбородка. И глаза. Эти зеленые глаза просто завораживают, поверьте мне.
— Я бы хотела, — застенчиво говорит она, — чтобы платье было чуть поярче — зеленым, как мои глаза, или чтобы красный был чуть-чуть посветлее, чтобы подчеркнуть волосы.