Дыхание судьбы - Ричард Йейтс

На исходе третьей недели Алиса решила, что ситуация стала невыносимой. Она и Бобби не могут оставаться здесь: сама мысль приехать сюда была ошибкой. Очередного перевода от Джорджа будет достаточно, чтобы вернуться в Нью-Йорк, который теперь в мыслях рисовался ей городом фантастических возможностей, а вернувшись, они уж как-нибудь найдут способ выжить. Она сделает отчаянную попытку попросить Джорджа помочь им продержаться первое время, пока они не устроятся, а если из этого ничего не выйдет, она может найти какую-нибудь работу. В любом случае они выкрутятся.

— Думаю, нам лучше уехать домой, — сказала она однажды вечером Эве, когда они с ней мыли посуду, и постаралась не выдать себя голосом. — Мы можем уехать, как только придет следующий чек от Джорджа, то есть примерно через неделю.

— Да, но куда ты поедешь, дорогая? Что будешь делать?

— Придумаю что-нибудь. Может, пойду работать или еще что; справимся как-нибудь.

— Но я думала, ты собираешься пожить здесь, пока не поднакопишь денег. — В голосе Эвы слышалась обида.

— Собиралась, но, право, нам неудобно стеснять вас. Полагаю, так для всех нас будет лучше.

Была Эва немного обижена или нет, она явно почувствовала облегчение от услышанной новости.

Как и Бобби, и, уж несомненно, Оуэн: несколько вечеров подряд он оставался относительно трезвым и вежливым.

Теперь, когда решение было принято и предстояло скоро уехать, Алиса сгорала от нетерпения. Дни казались еще длинней, а разлука со скульптурой ощущалась еще острей. Она знала, что скоро сможет снова приняться за работу, но в ожидании этого момента все отдала бы за глину, инструменты и мастерскую.

Однажды, когда они с Бобби сидели и читали в гостиной, ей пришла в голову блестящая идея:

— Милый, ты не мог бы чуть-чуть повернуть голову? Нет, погоди, свет не так падает. Не пересядешь в то кресло? У окна. Да, туда. Замечательно. А теперь немного приподними подбородок, будто смотришь… Вот, отлично. Знаешь, что я собираюсь сделать первым делом, когда мы вернемся в Нью-Йорк? Твой портрет. Я уже точно знаю, как я его сделаю. Я уже его вижу.

Она действительно мысленно видела его. Это будет лучшее из всего ею созданного. Она назовет его «Портрет мальчика», или «Мой сын», или еще лучше — «Портрет сына художника». Представила его на выставке в Уитни на будущий год и, возможно, даже фотографию в «Нью-Йорк таймс».

— У тебя такая скульптурная голова, дорогой. Не понимаю, как я раньше этого не замечала.

Она попросила Эву привезти завтра из города альбом для набросков и карандаши и принялась зарисовывать голову Бобби во всех мыслимых ракурсах.

Тем утром, когда она ожидала получить чек, с почтой пришло нечто другое: густо исписанное письмо от адвоката Джорджа. Пришлось прочитать его несколько раз, чтобы добраться до смысла, и тогда ей стало плохо. Оказывается, она нарушила условия соглашения о разводе тем, что увезла Бобби из Нью-Йорка, не поставив в известность Джорджа; соответственно, все выплаты по алиментам приостанавливаются до ее возвращения.

— Да, неприятно, — сказала Эва, когда Алиса показала ей письмо. — Но все-таки, считаю, ты можешь написать Джорджу и все объяснить. Думаю, он пришлет денег, если будет знать, что они нужны тебе для возвращения.

Но Алиса не была в этом уверена. Как она объяснит, чем намерена заняться после возвращения? Целый день и часть следующего она писала и переписывала письмо Джорджу: пыталась заставить почувствовать вину за его поступок и в то же время убедить, что плата за один месяц — это все, что ей требуется для устройства в Нью-Йорке. Но она понимала: даже если получит последний перевод, вряд ли это спасет положение.

— Так мы, что ли, останемся здесь навсегда? — спросил Бобби.

— Нет, дорогой. Мы вернемся домой, как только сможем. А мы сможем; я знаю это наверняка. Нельзя терять веры.

— Терять веры?

— Веры в Бога, дорогой. Разве забыл, чему тебя учили в церкви?

И она повторила по памяти любимые слова из «Книги общей молитвы»: «Боже, который приготовил любящим Тебя блага, кои недоступны разумению человека; исполни наши сердца такою любовью к Тебе, чтобы мы, превыше всего любящие Тебя, обрели обещанное Тобой, кое превосходит все, что можем мы пожелать».

— Да, — ответил он, — понятно, но не значит ли это, что такие блага приготовлены нам на небесах? Когда умрешь?

— Не обязательно. Кроме того, есть другая молитва, где говорится: «Яви милость Твою по молитве нашей покорной». И еще — ох, как же это звучит? Что-то о том, как Бог устраивает все на небе и на земле, а потом говорится: «К Тебе взываем мы: отведи от нас всякое зло и дай нам то, что лучше для нас». Мы не можем всегда знать точно, что Бог желает нам, но знаем, Он желает нам блага. Знаем, Он желает нам найти выход. Вот что означают слова: «Господь — Пастырь мой».

Тем не менее собственная ее вера подверглась мучительному испытанию в эти долгие, тоскливые дни.

Был еще только май, но жара стояла как в августе. Зной мерцающими волнами поднимался над полями, и в доме было как в печке. Шоссе в нескольких сотнях ярдов от дома ремонтировали: рабочие отбойными молотками вскрывали покрытие, весь день стоял грохот и висела густая завеса белой пыли, скрывая даль.

— Жара! — воскликнул как-то днем Оуэн Форбс, выходя из своего кабинета. Алиса и Бобби, которые сидели в разных углах гостиной, читая детективы, привезенные Эвой из местной библиотеки, взглянули на него с опаской. — Господи милосердный, ну и жара, — повторил он, сорвал с себя мокрую рубаху, скомкал и вытер под мышками. Швырнул ее в стоявшую в коридоре корзину с вещами для стирки; потом они услышали, как хлопнула дверца холодильника на кухне, и он снова появился с бутылкой холодного пива в руке. Встал у кресла Бобби перед маленьким электрическим вентилятором, поворачивая его жужжащую верхушку из стороны в сторону. — От проклятой жужжалки никакого проку. Что читаешь, парень?

— Да просто детектив, — ответил Бобби. — Эрла Стенли Гарднера.

— Нравятся такие книги?

— Не знаю. Можно сказать, что нравятся.

— Тебе надо ходить в школу, — сказал Оуэн. — Изучать математику, латинский и историю. Это, конечно, здорово — полгода не ходить в школу из-за переезда в Техас, а? Что ты собираешься делать с ним осенью, Алиса? Запишешь его в здешнюю школу?

Алисе было невыносимо заглядывать так далеко.

— Если мы еще будем здесь, то наверное.

— В каком ты классе? Седьмом?

— Пойду в восьмой.

— Ага, имеешь в виду, пойдешь в восьмой, считая, что седьмой тебе таки зачтут. Я бы на твоем месте не был так самоуверен. Ты увидишь, что в здешних школах учителя не такие дураки, не то что на востоке, в твоей модной частной академии для девчонок.

Он хорошенько приложился к бутылке, рыгнул и, надув щеки, удовлетворенно вздохнул. Утер губы запястьем, потом уронил руку на мохнатое брюхо и медленно почесал его.