Волчья река - Рэйчел Кейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не будь злюкой, – укоряю я его.
– Да, – говорит Ланни и поворачивает голову в его сторону, все еще прижимаясь ко мне. – Не будь злюкой, болван.
– И ты тоже. – Я слегка шлепаю ее по макушке. – Хватит обзываться.
– Она весь день так, – сообщает Коннор. – Мне все равно.
Но ему далеко не все равно. Они с Ланни были друг для друга всем, пока я торчала в тюрьме, потом под судом. И даже когда вернулась, они все равно остались близки друг другу.
Так и должно быть. Мы были одни против всего мира. Я знаю, что когда-нибудь это закончится… но не сейчас. «Это невыносимо».
– Но вообще этот город действительно странный, мам. Начался он с того, что здесь ловили и убивали медведей, волков и прочих зверей; потом тут основали железную шахту. Но в некоторых историях говорится, что тут жили банды воров, которые когда-то грабили людей и закапывали их в лесу.
– Ясно. – Я сажусь на край его кровати. – Это интересное прошлое. А что насчет более современных событий?
– Пропали три женщины, – говорит сын. Мне нравится, что он так тщательно подбирает слова. Даже в таком возрасте он называет их «женщинами», но не «девицами» и тем более не «бабами». – И еще две, помоложе, которые то ли сбежали, то ли нет. И пропавшие следы аварии! Это круто, мам, посмотри.
Коннор разворачивает ноутбук ко мне, на лице его читается нездоровый интерес. Это сайт о паранормальных явлениях; пост рассказывает о недавней страшной аварии вблизи Вулфхантера – две машины столкнулись лоб в лоб. Похоже, это видел охотник из леса на холме, но к тому времени, как он поймал прием и вызвал копов, а потом спустился вниз к месту аварии… то остовов машин не нашел. И трупов тоже. Следы шин и обломки, валяющиеся на обочине, с тем же успехом могли быть тут уже не первый день. Статья скатывается в обсуждение местной легенды о смертельной аварии в сороковых годах, когда погибло несколько человек, и с тех пор призрачная машина якобы раскатывает по этой дороге.
Странно. Марлин упоминала о «том, что осталось».
– Когда это было?
– На прошлой неделе, – отвечает Коннор. – Но уже много лет ходят истории о призрачной машине, которая ездит по той же самой дороге. Некоторые люди считают, что именно так и пропали те женщины. Может быть, они сели в призрачную машину и она увезла их куда-то…
– Ты серьезно, Коннор? – Ланни презрительно морщится. – Призраки в наши дни? Что, правда?
Я вижу, как ощетинивается мой сын.
– Можно подумать, ты не повторяла три раза «Кровавая Мария» перед зеркалом в полночь!
– Я этого не делала!
– А я видел, что делала!
– Прекратите! – На этот раз я повышаю голос, чтобы перекричать их, и сердито гляжу на них обоих, пока они не отводят взгляд. – Хватит. Спасибо, Коннор. Я не уверена, что эта призрачная машина нам чем-то поможет, но все возможно. И чтоб вы оба…
– Я хочу свой ноутбук обратно, – заявляет Ланни.
– Отлично, забирай. – Коннор фыркает: – Надо бы и тебе заняться чем-нибудь полезным, а то ты только льешь слезы из-за того, что твоя тупая девушка тебя больше не любит.
Лицо моей дочери резко бледнеет, потом так же резко краснеет. Она хватает ноутбук и выскакивает в соседнюю комнату, захлопнув дверь с такой силой, что пол вибрирует. Я поворачиваюсь к сыну.
– Ты считаешь, это было необходимо? – спрашиваю его.
– Но это правда. Она целыми днями хандрит и ведет себя так, как будто, кроме нее, никого на свете и нет. Меня уже тошнит от этого!
– Ты помнишь, что было после того, как она узнала о твоих разговорах с отцом? – спрашиваю я. – Что она сделала?
Коннор отводит глаза:
– Но это другое…
– Никаких «но». Что она сделала, когда обнаружила, что ты пошел встретиться с ним?
Голос его становится тихим.
– Она пошла за мной. Помогла мне спастись. Защитила меня.
– Она сражалась за тебя, малыш. Она – твоя старшая сестра и всегда будет защищать тебя. А ты должен защищать ее. Даже от себя самого, когда ты ею недоволен.
– Она первая начала.
– Сейчас ей больно. Так что прости ее за это, ладно?
Коннор кивает и скрещивает руки на груди. Жест защиты, но я знаю своего сына и вижу: он думает. И сожалеет. Крепко обнимаю его и шепчу ему «спасибо».
– И все равно она глупая, – ворчит он.
– Ей положено иногда быть глупой. Как и тебе. Но сейчас мне нужно, чтобы ты ее поддерживал, понимаешь? Спасибо тебе за то, что нашел все это. Оно нам пригодится. – Я понятия не имею, каким образом это может пригодиться, но собрать побольше сведений о Вулфхантере, вероятно, не помешает. Если Марлин действительно что-то видела – что-то настоящее, – то нам уже есть что искать. – Послушай, я пойду проверю, не надо ли поговорить с Ланни. Хорошо?
Он кивает. Я выжидательно смотрю на Сэма, и тот говорит:
– Знаешь, Коннор, я собираюсь добыть нам обед, и мне пригодится лишняя пара рук. Пойдем, прокатимся.
– Ладно. – Коннор слезает с кровати и идет за ним. Закрывая дверь, Сэм бросает на меня взгляд. Я артикулирую: «Спасибо», – и он кивает. Нам многое нужно обсудить, но его любовь к моим детям для меня бесценна.
Стучу в межкомнатную дверь. Не получив ответа, выхожу наружу и открываю дверь другого номера собственным ключом.
Ланни сердито фыркает и резко поворачивается на бок, спиной ко мне. Я закрываю дверь и спрашиваю ее:
– Ты не хочешь поговорить об этом со мной?
– Зачем? Тебе наплевать.
– Ты знаешь, что это неправда, солнышко.
Она тихо всхлипывает, и я притворяюсь, будто не слышу этого. Мое сердце болит за нее, но в то же время я понимаю, что она должна пройти через это. Нарастить броню, необходимую, чтобы защититься от следующего удара, и следующего…
Когда я ложусь на кровать рядом с ней, она поворачивается и прижимается ко мне, и я глажу ее по волосам и говорю, что все будет хорошо, и Ланни плачет, словно ребенок, разбивший коленку. Наконец она всхлипывает в последний раз, и я спрашиваю:
– Ты разговаривала с Далией сегодня?
– Нет, – говорит она. – Не совсем. Она просто позвонила мне – не по «Скайпу», как обещала, а теперь… теперь она даже не сможет ничего написать мне. Ее мама… ее мама не хочет, чтобы я была рядом с Далией. – С трудом сглатывает. – Это потому, что она не хочет, чтобы Далия была лесбиянкой?
– Не знаю, – говорю я ей. – Может быть. Но, может быть, это не имеет к тебе никакого отношения. Может быть, это из-за меня и этого документального фильма. И если это так, мне очень, очень жаль, Ланни. И я сделаю все, что смогу, чтобы изменить это к лучшему, ладно?
Она сглатывает слезы, кивает и минуту спустя бормочет что-то, чего я не улавливаю. Я переспрашиваю ее, и она говорит уже отчетливее: