Новая методика обольщения - Холли Габбер

Лора смеялась, глядя на них с дивана, но ее глаза оставались холодными и настороженными. Внезапно Курт отчетливо понял, что испытывает волк, вынужденный добиваться взаимности волчицы в зоопарке на глазах любопытствующей толпы. К счастью, по окончании песни концерт прервался рекламой, и Курт выключил телевизор. Воскресенье закончилось так же бездарно, как и началось: вторая половина вечера прошла в пустых разговорах; Курт оживился лишь на несколько минут, когда Сандра, помахивая ресницами, словно бабочка крыльями, рассказывала про своих анекдотичных коллег. Едва лишь она умолкла, он вновь погрузился в мутное уныние.

Около одиннадцати Сандра заявила, что невероятно устала от праздничных хлопот и хочет лечь спать пораньше. В очередной раз расцеловавшись, сестры разбрелись по комнатам. Уже наверху Курт еще немного поболтал с Лорой: он романтически поведал, какие изумительные старые здания видел во время прогулок, она прозаически проинформировала его, что в них находится сейчас. Когда Лора выключила свет, он ощутил свободу — не абсолютную и хмелящую, а свободу узника, предоставленного наконец, самому себе в одиночной камере. Лежа на спине, он заново переживал свой танец с Сандрой, вспоминал их обоюдно-обжигающие прикосновения и задыхался от тоски и вожделения, в котором постепенно растворялись его морально-нравственные принципы, осмотрительность, боязнь разоблачения. В конце концов, он не выдержал. Убедившись, что Лора крепко спит, он вылез из-под одеяла, накинул халат и в темноте, на ощупь, босиком двинулся к лестнице.

Внизу было непривычно тихо. Курт подошел к двери в комнату Сандры и остановился перед ней, пытаясь унять барабанный бой собственного сердца, и не решаясь постучать. Вдруг ручка сама повернулась, и в проеме растворившейся двери перед ним в своей обычной белой шали возникла Сандра — сейчас еще более, чем вчера, похожая на расплывчатый полупрозрачный призрак.

— Я слышала скрип ступенек и твои шаги. — Она говорила едва различимым шепотом, но очень четко и твердо. — Иди обратно, Курт, Лора может проснуться.

Он продолжал стоять перед ней, чувствуя, как его босые пальцы потихоньку леденеют на холодном паркете.

— А я не могу заснуть. Просто не могу… — Внезапно он ясно понял всю бесплодность и пошлость своей затеи. Нестерпимо было даже представить, как он вламывается к ней в спальню, дабы безо всяких вступлений предаться беззвучной (чтобы не разбудить Лору) страсти. — Я только хотел тебя увидеть. В последний раз, пока мы еще не стали родственниками. Как все глупо… Я же понимаю — я не должен… Я понимаю…

Оставив дверь приоткрытой, Сандра смутной тенью проскользнула мимо Курта, обогнула стол и уселась в кресло в углу. Раздался тихий щелчок — рядом с ней вспыхнула неяркая настенная лампа, в бледном свете которой Сандра вновь приобрела земные очертания. Курт опустился на диван напротив.

— Зря я приехал на целых четыре дня. Зря я каждый вечер говорил с тобой. И уж тем более не стоило нам танцевать. Ты три раза произнесла: «Не позволяй мне увлекаться». Я бы мог повторить эту фразу. Только уже поздно, — ты позволила мне увлечься. Ты ведь тоже, тоже… Я не слепой…

Сандра молчала, перебирая бахрому на шали. Он перевел дыхание и продолжил:

— Я постараюсь забыть. Постараюсь. Потому что это цинично: переметнуться от сестры к сестре, тем более в той вполне определенной ситуации, в которой все мы находимся. Какой-то скабрезный водевиль… Я не должен. Мы с Лорой уже все оговорили, оповестили знакомых…

Издав тоскливое мычание, он запустил пальцы в волосы и уставился на собственные босые ноги. Несколько минут прошло в траурном безмолвии. Наконец он поднял голову.

— Можно я напоследок задам тебе один вопрос?

Она кивнула.

— Ты вчера сказала, что любовь может быть опустошающей, бесплодной… Ты так сильно любила своего мужа?

— Нет… Это случилось много позже. — Сандра положила ногу на ногу, и поплотнее укуталась в шаль. — Глупая история. Я потеряла голову от немолодого актера, который даже не знал о моем существовании. Когда девочки влюбляются в рок-певцов или кинозвезд, это можно понять. Но мне было двадцать семь. И я совершенно обезумела. Почти каждую неделю я ездила в Грейвенхерст, где он играл в местном драматическом театре, покупала билет всегда на одно и то же место и смотрела — только на него… А мои знакомые так радовались за меня: они не сомневались, что я езжу к любовнику. В общем, так оно и было… Я собирала статьи о нем, его фотографии, купила диски с двумя фильмами, где он мелькнул во второстепенных ролях. Я говорила с ним, изучила по снимкам каждую черточку его лица… Я ни на что не надеялась и ничего не ждала. Я хотела только, как можно дольше оставаться во власти этой бесперспективной любви…

Курт метнул на нее быстрый взгляд и снова ухватился за собственные волосы.

— А играет он потрясающе. Для него публика — глина, из которой он лепит что хочет. Может сколько угодно держать паузу, произносить монологи спиной к зрителям, доводить их до коллективной истерии. Он завораживает зал своим голосом, кошачьей пластикой… Многие женщины, выходя из театра после спектаклей с его участием, мечтали только об одном: поскорее заняться сексом. И лучше бы с ним. Да, он и провоцирует, и гипнотизирует… Думаю, если бы он зарезал десяток старушек, присяжные его оправдали бы. Это один из тех гениев сцены, которые не променяют роль Гамлета в провинциальном театре на кинороль какого-нибудь двухголового киборга, сулящую и раскрутку, и капитал… Но при всем том я почти не знаю, каков он вне актерства. Строго говоря, я даже не знаю, что являлось объектом моей любви — конкретный человек или некий абстрактный образ, сотканный из сыгранных им ролей… А однажды моя приятельница-журналистка предложила провести меня за кулисы и познакомить с ним. Вначале я пришла в экстаз, я представляла себе дивные картины одна фантастичнее другой, а в назначенный день… просто не поехала в театр.

— Почему?

— Потому что сказке правдоподобность ни к чему. Я побоялась, что разрушится иллюзия, рассыплется в прах чудесный замок, который я так долго выстраивала в своем сознании… Я ведь возвела его в ранг полубога, — а если бы он оказался ординарным и недалеким? Тщеславным и безмозглым? А даже если нет, что бы я ему сказала? «Я в восторге от вашего таланта»? А что бы он ответил? «Спасибо, я польщен»? Или я должна была броситься ему на шею и простонать нечто восторженно-страстное? Он бы попросил убрать с его глаз эту экзальтированную дуру, и не подпускать ее больше. Он женат двадцать три года, он католик, и он опасается безумных поклонниц. А я действительно его любила целых пять долгих лет — не сказав ему ни слова, ни разу не приблизившись… Откуда только я черпала душевные силы для поддержания этого негреющего пламени? Но все прошло. Теперь я могу сказать это точно.

Курт поднялся с дивана, подошел к ней и сел рядом на пол.

— Ты можешь любить исключительно полубогов?

— О нет, вовсе нет…

— Сандра, ответь, ты действительно позволила мне увлечься, потому что тоже…

Протянув руку, она легким движением провела по его волосам.