Свой среди своих - Дмитрий Черкасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подполковник побарабанил пальцами по столу.
— Ну, исключать этот вариант не будем… И какие твои предложения по решению вопроса?
— Насколько я знаю, принято решение начать отслеживать приезжающих в город молодых людей спортивного телосложения. Бойцов…
— Ну…
— А нам надо попробовать попасти организатора.
— И как ты это себе видишь?
— Я тут подготовил короткую записку.
Джаник положил перед Сливой лист бумаги.
— Ну-ка, ну-ка… — Подполковник пробежал глазами четко оформленный план оперативного мероприятия. — Ага, даже так… Что ж, хвалю. — Он сложил листок вчетверо и сунул в нагрудный карман форменной синей рубашки. — Пока никому ни слова.
— Разумеется.
— Я сегодня же доложу Синельникову, и, думаю, мы утвердим твой план. — На губах Сливы заиграла легкая улыбка. — Естественно, еще раз проработаем детали…
Подполковник знал, что у начальника ОРБ были к руководству УВД свои счеты. И благодаря предложению Джаника у полковника Синельникова появлялись неплохие шансы утереть нос генерал-лейтенанту Овсиенко, пытавшемуся поставить под свой полный контроль деятельность бывшего РУБОПиКа.
* * *
— Опять! — с досадой произнес Мальков, дойдя до статьи «Маленькие тамбовцы Большого дома», в которой живописались «связи» сотрудников питерского УФСБ с криминальным миром северной столицы и которая была почему-то проиллюстрирована фотографией двух обнаженных девушек на фоне Литейного моста. Видимо, иллюстрация должна была символизировать взаимную, но отчего-то однополую любовь «тамбовцев» и «гэбистов».
— Что там? — Малахов поднял голову от кипы ориентировок МВД, в которых отыскивал знакомые фамилии.
— Снова о тамбовской ОПГ, о том, как мы с ними плодотворно «сотрудничаем», и о «соучастии» губернатора в «развале городской торговли». — Егор вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг и поставил ее обратно на стол. — Дело «Ленфинторга»… Теперь оказывается, мы не только «помогали губернатору» банкротить предприятие, но и выделили штатных киллеров для устранения двух замов директора. Причем не абы каких, а лучших. Всё с ног на голову поставлено…
— Интересно, — задумчиво сказал майор, — а где в нашем Управлении водятся худшие киллеры? Ведь, по аналогии, если есть лучшие, то и худшие должны быть…
— Автор публикации об этом стыдливо умалчивает. — Мальков наискосок проглядел статью. — Но, думаю, он еще об этом поведает.
— Кто, кстати, написал материальчик?
— Некто Павел Коврижкин…
— Знаю такого. — Малахов заложил руки за голову. — Дружбан Адамыча.
— Этого? — Егор ткнул пальцем в список своих врагов, где почетную пятую строчку занимал награжденный ичкерийским орденом «Честь Нации» правозащитник Ковалев-Ясный[133].
— Угу…
— Тогда неудивительно. Эта гоп-компания еще и не такое придумает.
— Они могут, — согласился майор. — Пользуются тем, что мы на них в суд подавать не будем.
— Я бы подал, — заметил Мальков. — И заставил бы доказывать изложенное.
— Пустое, — отмахнулся Малахов. — Им наше обращение в суд только лишнюю рекламу сделает. Да еще и орать начнут о наезде на свободную прессу, зажиме свободы слова и наших «тоталитарных замашках»…
— А прокуроры наши, между прочим, не стесняются по судам бегать, — проворчал старший лейтенант, имея в виду тянущееся вот уже два года дело против «Нового Петербурга».
Расследование по фактам клеветы и вмешательства в личную жизнь сотрудников городской прокуратуры стало в Питере притчей во языцех. Бодрые стражи законности, презрев все нормы права, возбудили уголовное дело против редактора газеты за материалы, написанные сидящим в «Крестах»[134]депутатом ЗАКСа, хотя ответственность за сведения, излагаемые в статьях, должен был нести именно последний.
Но позволить себе выступать истцами в этом процессе против депутата прокурорские не могли.
Ибо тем самым они лишили бы себя возможности быть государственными обвинителями в судебных заседаниях по делу, связанному с обвинениями «сидельца-корреспондента» в организации целой серии заказных убийств, так как истец по одному делу не может быть обвинителем по другому.
А процесс об убийствах был для них крайне важен.
Построенное на шатком фундаменте самооговоров обвиняемых, подтасованных «доказательств» и откровенной фальсификации уголовное дело грозило развалиться в любую секунду, и только личное постоянное участие первых лиц городской прокуратуры в дознании спасало его от печальной участи. Дважды уже доходило до того, что «убиенные» оживали, возвратясь из поездок к родственникам в республики бывшего СССР, и следователям приходилось прилагать титанические усилия, дабы эти факты не получали огласку, и как-то подчищать эпизоды, связанные с «живыми мертвецами». А заместителям городского прокурора — подмахивать задним числом нужные бумажки.
Именно по этим причинам уголовное дело было возбуждено против главного редактора газеты, в которой проходили статьи «камерного депутата» о коррупции в прокурорской среде.
— На их месте я бы постыдился в таком спектакле участвовать, — сказал Малахов. — Натуральное позорище. Люди их и так не уважали, а теперь будут считать кончеными уродами.
— На людей им плевать, как мне кажется. — Мальков посмотрел на часы. — Ты домой собираешься?
— Нет, поработаю еще. — Майор год назад развелся и потому часто засиживался допоздна, иногда даже ночуя в маленькой комнатке при кабинете, где стояли раскладушка, телевизор и стол с тремя табуретами. — Ты всё сделал?
— Даже более того, чем планировал. — Егор спрятал документы в сейф и повернул ключ. — Завтра подобью итоги и сдам отчет. Заметь — на два дня раньше срока.
Малахов пожал руку бывшему стажеру.
— Не обольщайся. Рыжиков тебе быстро новое задание подберет!
— Знаю, с вами не забалуешь.
Мальков выключил лампу на своем столе, надел куртку и вышел в безлюдный коридор.
Возле лестницы ему повстречался Украинцев, перехвативший не успевшего скрыться за поворотом Маэстро и строго выговаривавший снайперу за его последнее выступление на смотре художественной самодеятельности.
— Вы б, майор, взяли что-нибудь из классики. В конце концов, «Соловья» Алябьева или «Патриотическую песню» Глинки. А то что вы исполнили? «Мы своё призванье не забу-у-дем, страх и ужас мы приносим лю-у-дям», — негромко напел заместитель коменданта. — Как это понимать?
— Юмор, товарищ подполковник. — Маэстро опустил глаза, чтобы Украинцев не разглядел пляшущих в них чертиков.