Оноре де Бальзак - Анри Труайя

Парижскую жизнь спокойной не назовешь, те, к кому он привязан, доставляют ему немало хлопот. У госпожи де Берни проблемы с сердцем, она сразу постарела лет на двадцать. Зюльма Карро огорчена смертью отца. В наследство ей достался Фрапель, куда она приглашает Бальзака, – здесь он мог бы отдохнуть. Но она ждет второго ребенка и плохо переносит беременность. В семье самого Оноре царит уныние, вызванное некоторыми событиями. «У всех этих бедных людей что-то не ладится, – пишет он Ганской. – Мне необходима решительность, идеи, энергия, экономия, чтобы справиться с этими проблемами». И впрямь, госпожа Бальзак разорилась вследствие неосторожных финансовых спекуляций, Лора без конца ссорится со своим невероятно ревнивым мужем, который нахватал чересчур много важных заказов и теперь буквально сходит с ума, если не сумеет справиться, потребуется материальная помощь Оноре. А у того тоже нет денег, и взять неоткуда, нет готовых произведений. Положение почти безвыходное.

Несмотря на эти неприятности и нехватку денег, появляясь в обществе, надо выглядеть прекрасно. Графиня Потоцкая посоветовала ему засвидетельствовать свое почтение графине Аппоньи, жене австрийского посла. Это могло бы оказаться полезным, если он хочет увидеться с Ганскими в Вене. Аппоньи принимают у себя весь Париж, поддерживают отношения со всеми европейскими дворами. Восемнадцатого февраля Бальзак отправляется в посольство, но его не принимают: графиня занята своим туалетом. Ему назначают другую дату – двадцать третьего февраля. Он подчиняется, приходит во всем блеске своего обаяния и скоро становится постоянным гостем посла и его супруги. Но знакомства его весьма эклектичны, он не довольствуется обществом только европейской элиты. Обедает с бывшим преступником Видоком, который не раз бежал с каторги, став в конце концов полицейским, а также с палачами, отцом и сыном Сансонами. Подробности их мрачной жизни интересны ему ничуть не меньше, чем светские сплетни.

Он взял себе абонемент в Оперу, ходит туда три раза в неделю – музыка успокаивает нервы. Для приемов в посольстве и посещений Оперы заказывает у Бюиссона голубое платье с золотыми пуговицами, брюки из черного кашемира, черный атласный жилет. Хотя денег нет, в августе 1834 года решает обзавестись тростью с ручкой, украшенной бирюзой и выгравированным гербом Бальзаков д’Антраг. Трость вызвала град насмешек со стороны журналистов. Бальзак рассвирепел, кровь у него была горячая. После спора с Эмилем Жирарденом даже попытался вызвать того на дуэль, но присутствующие сумели замять дело. Польские подруги госпожи Ганской не преминули сообщить ей об эксцентричных выходках Бальзака. Графиня обеспокоена, что опять взыграло его «французское сердце». Неужели нельзя отрываться от рукописей только ради писем к ней? Зачем встречается с этой сплетницей Потоцкой? Следует объяснение: «Не ревнуй из-за письма госпожи Потоцкой, эта женщина нам нужна. Я обхаживал ее и хочу, чтобы она считала, будто отношусь к тебе с предубеждением». И поскольку возлюбленная продолжает упорствовать, что Оноре оставит ее, когда возраст будет брать свое, добавляет, думая об их будущем союзе: «Глупышка, через десять лет тебе будет тридцать семь, а мне – сорок пять, в этом возрасте можно любить, жениться и обожать друг друга всю оставшуюся жизнь. Итак, моя дорогая Ева, моя благородная спутница, прочь сомнения, вы мне это обещали. Любя, доверяйте, помните, „Серафита“ – это мы оба. Расправим наши крылья, как будто мы одно, и будем одинаково сильно любить друг друга». И хотя в ее письмах много упреков, что он слишком разбрасывается, никогда еще Бальзак не работал так много между двумя выходами из дома.

К началу апреля писатель совершенно измучен, и доктор Наккар, опасаясь воспаления мозга, приказывает ему отдыхать. Беспокоясь за здоровье и плоды своего труда, Оноре решает отправиться во Фрапель, где рассчитывает провести несколько дней подле Зюльмы Карро. Но оставить рукописи не в силах – ни «Цезаря Бирото», ни «Щеголя», ни «Серафиту», которая дается ему особенно нелегко. Мучительно сложно, находясь на земле, следить за ходом интриги, разворачивающейся на небесах. Быть может, силы небесные решили отомстить смертному, посмевшему открыть их тайну? Чтобы размять ноги и проветрить голову, он потихоньку прогуливается по саду с Зюльмой, которая из-за беременности почти потеряла способность двигаться. И непрестанно рассказывает ей о своей любви к Еве. Слушает забавные истории ее мужа о местных жителях, не упуская ни малейшей подробности, все пригодится для новых книг. Мир – лишь повод для литературы. И каковы бы ни были повороты его собственной судьбы, он ни на минуту не забывает о памятнике, который должен оставить потомкам.

Двадцатого апреля, по возвращении в Париж, Бальзак слушает в консерватории Пятую симфонию Бетховена. Обнаружив воистину магическую связь с немецким композитором, делится с Ганской в «явном» письме: «Как я сожалел, что рядом не было вас, что я был один! Один!.. Это невыразимая мука. Мне всегда необходимо излить свои чувства, и я заглушаю эту потребность работой… Я ревную лишь к умершим великим людям: Бетховену, Микеланджело, Рафаэлю, Пуссену, Мильтону, все, что было великого, благородного, одинокого, волнует меня. Не все еще сказано обо мне, я только на пороге большого творения. Кто бы знал, что я задумал! Позвольте мне довериться вашему сердцу, не надо опускаться до мелких и низких интрижек, чувства должны быть столь же великими, сколь и задуманные произведения. Но мои устремления гораздо выше в том, что касается чувств, не славы, которая, в конце концов, освещает только могилы».

Писатель воображает свою Еву в Милане, Флоренции, Риме и приходит в бешенство от того, что вынужден заниматься какими-то гнусными делами в Париже, вместо того чтобы ходить с нею по музеям, видеть памятники, улицы, тропинки, комнаты гостиниц. Теперь у него появилась еще одна забота, отвлекающая и от дел, и от мечты. Братец Анри, обожаемый матерью избалованный ребенок, неспособный совершить над собой хоть малейшее усилие, вернулся с острова Маврикия, где женился на вдове, обремененной сыном. Разорив супругу, он вместе с ней и ее отпрыском восьми лет двинулся домой без гроша в кармане и пятидесятитысячным долгом. Госпожа Бальзак, как всегда, жалела младшего сына, Оноре, узнав о случившемся, категорически отказался помогать (откуда у него деньги?) этому безвольному молодому человеку, умеющему только тратить, и его чудовищно глупой жене. «Неужели надо было отправляться за пять тысяч лье, чтобы найти подобную женщину?» – вопрошает он у Евы. Эжен Сюрвиль, напротив, проявил сочувствие и устроил шурина к себе на стройку. Впрочем, очень скоро выяснилось, что Анри абсолютно некомпетентен и не способен к работе, Сюрвиль вынужден был расстаться с ним. Жена Анри, Мари-Франсуаза, была беременна, умудрившись при этом подцепить холеру. Но она одолела болезнь и двадцатого февраля 1835 года произвела на свет маленького Оноре. Большой Оноре стал его крестным отцом, изо всех сил сопротивляясь просьбам оказать финансовую поддержку, – отделался роскошной колыбелью для малыша. Госпожа Бальзак-мать согласилась продать свой дом на улице Монторгей, чтобы помочь молодой семье. Ей самой осталась только рента, выделенная старшим сыном, которую она получала крайне нерегулярно.

Несмотря ни на что, Бальзак был уверен, что настанет день, когда благодаря его литературным удачам семья окажется на плаву. Недовольный контрактом на издание «Этюдов о нравах», заключенным с вдовой Беше, он стал прислушиваться к предложению некоего Эдмона Верде, бывшего «комми» Беше, который решил основать собственное дело, став единственным издателем Бальзака. Тот принял гостя во всем великолепии: на нем был просторный белый халат, подпоясанный золотой венецианской цепочкой с подвешенными на ней золотыми ножницами, шитые золотом красные сафьяновые домашние туфли. Энтузиазм болтливого, бестолкового субъекта не мог не вызывать подозрений, но уже после второго его визита Оноре поддался на уговоры и согласился на переиздание «Сельского доктора». Это было начало. Чтобы Верде мог заняться полным собранием сочинений своего писателя, тот должен был принять участие в процедуре переуступки авторских прав, проданных ранее Гослену и другим издателям. После споров и денежных вложений вопрос частично удалось решить. «С Госленом все улажено, – сообщает он Ганской. – Наконец, я освободился от этого глупейшего кошмара. Прославленный Верде, напоминающий отчасти прославленного Годиссара, покупает у меня право на первое издание „Философских этюдов“ (25 томов того же формата, что и „Сельский доктор“) в пяти выпусках по пять томов в каждом, которые будут появляться с интервалом в месяц – август, сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь. Чтобы справиться с этим и разделаться с обязательствами перед госпожой Беше, которой я должен еще три выпуска, надо иметь в голове Везувий, тело должно забронзоветь, необходимы хорошие перья, вдоволь чернил и никакой хандры… Не стану говорить о такой безделице, как здоровье, и о другом пустяке, который именуют талантом… За этот огромный труд господин Верде предлагает пятнадцать тысяч франков, которые позволят мне удовлетворить мое мелкое тщеславие».