Дети всегда правы - Дельфина де Виган

гораздо больше. Ей нравилось обучать молодежь, и частенько следователи из других групп заглядывали к ней за советом.

Помимо описаний мест преступлений и вскрытий, на которых она должна была присутствовать, Клара проводила большую часть времени в кабинете, переделывая акты и ордера, проверяя опечатанные улики и результаты анализов, изучая или перечитывая показания. В самом сердце следствия была ее любимая часть — составление протоколов. Клара страстно развеивала двусмысленность, находила точные слова, составляла самое близкое к фактам изложение — вот что занимало ее прежде всего. Это она хотела передать следующим поколениям.

Время от времени, когда ей надоедала бумажная работа, которой было много, несмотря на развивающиеся технологии обработки данных и регулярное появление нового софта, Клара куда-нибудь ходила.

Несколько лет назад она участвовала в задержании, совершенно безобидном на первый взгляд, однако Клару и двух ее коллег раскрыли в засаде. Несколько минут она не могла сдвинуться с места: незнакомая рука сдавила ей горло, а к виску был приставлен пистолет. Клара помнит, что ее пульс замедлился, а все тело, оказавшись в условиях смертельной опасности, сфокусировалось на жизненно важных функциях. Слова, шумы, движения вокруг воспринимались как в тумане, доносились издалека, словно им никогда до нее не добраться.

Клара не боялась. Одного из ее коллег ранили в ногу, другого — в плечо, Клара отделалась синякам и на шее и смещением позвонков. В конце концов оба преступника сбежали. Через два дня их задержали на какой-то заправочной станции у шоссе.

Пролежав недолгое время в больнице, Клара пыталась хоть частично восстановить то подвешенное состояние, нереальное и вместе с нем вжившееся в ее тело. Вооруженные люди открыли огонь прямо на ее глазах, один из них угрожал ей, однако Клара не почувствовала и доли страха. И ничуть этим не гордилась: в том состоянии было что-то ненормальное. Тем вечером ей в голову пришла мысль цвета морской волны: отсутствие страха значит отсутствие любви.

Клара стала реже вспоминать о родителях. Может, с возрастом, а может, потому, что прошло столько времени. Ей казалось, что эти воспоминания покрыты тоненькой липкой пленкой, как фотографии, которые желтеют от длительного контакта с воздухом. Воспоминания принадлежали прошлой жизни, как теперь говорят, предцифровой, — то время казалось ей столь же далеким, как каменный век, который она с огромным интересом изучала в начальной школе.

В мире, где каждое движение, каждое перемещение, каждый разговор оставляют след, она хотела раствориться бесследно. Клара прекрасно знала, что все эти смартфоны всех форм и размеров, какие только можно найти сегодня, голосовые помощники, умные дома, социальные сети превратились в бесстыдных шпионов и бездонную шахту данных для черного рынка и полиции. Сегодня в уголовной полиции, как и в любом другом отделе, большая часть расследований основывалась на трекинге: видеонаблюдение, распознавание лиц, отслеживание перемещений в реальном времени или отложенное на потом, прослушка разговоров, счета, жесткие диски, истории поиска, анализ последней онлайн-активности. Ничто не укрывалось от контроля.

Чем больше Клара Руссель использовала новомодные средства для работы, тем больше ей хотелось исчезнуть.

Современное общество разделилось на два лагеря, и Клара принадлежала к упорствующим. Тем, кто отказывался, чтобы за ними следили, словно за бройлерными цыплятами, чтобы на них клеили этикетки, как на пакеты с макаронами. Тем, кто отказался, насколько это возможно, от всего, что может выдать информацию о вкусах, друзьях, расписании, деятельности. Тем, кто вышел из всех соцсетей и сообществ и предпочитал «Гуглу» книги и бумажные газеты. Отключенные. Этот непопулярный выбор завоевывал все больше последователей. Этим принципам было трудно следовать, но все верили в истину: лучшее — враг хорошего. Конечно, они не настолько наивны: сегодня невозможно пропасть с радаров окончательно. Хотя бы потому, что с коллегами приходится общаться в мессенджере, где якобы зашифрованные сообщения хранятся на серверах компании, которая продает данные, и любой более-менее удачливый хакер может к ним подобраться. Однако подтереть кое-какие следы, убрать из Сети хотя бы часть себя, перекрыть ненадолго поток личных данных — от этой битвы Клара так и не отказалась.

Клара, как могла, старалась сокращать свой карбоновый след: у нее не было машины, она ходила пешком либо ездила на велосипеде, не пользовалась тарой из пластика, не летала на самолетах, мясо ела только в гостях. В общем и целом, она потребляла мало, покупала одежду в секонд-хенде, сдавала в переработку или забирала все более-менее пригодные вещи, выброшенные другими людьми.

Мир «после», о котором все говорили в пандемию Covid-19, так и не наступил. Как высказался в то время один знаменитый писатель, мир остался прежним, и даже хуже: он закрыл глаза на собственную агонию.

В это обреченное время Клара пристально следила за международными движениями против климатических изменений и экологической катастрофы. Она даже участвовала в нескольких митингах и дебатах о возможных решениях местных ассамблей. Когда дело касалось важных вопросов, Клара поддерживала всеобщую мобилизацию горожан, от которых не требовалось идти на серьезные жертвы, однако была полностью не согласна с гражданской анархией. Во время этих собраний Клара признавалась, к удивлению многих, что служит в полиции: она не боялась ни критики, ни конфликтов.

Тома женился на судмедэксперте, у них родилось двое детей. Иногда он отправлял Кларе послания, написанные от руки на клочке бумаге. Эти хаотичные, беспорядочные слова прорывались сквозь время и пространство с одним неизменным началом: «Моя красавица Клара, как твои дела?»

У нее все хорошо. По крайней мере, она так отвечала. К тому же она и вправду не чувствовала никаких симптомов меланхолии или депрессии, хотя некоторое время назад узнала, что ее непреодолимо манят пропасти. Она прочувствовала это дважды: в первый раз на краю скал в Этрета, а второй — на балконе у жертвы преступления, чья квартира находилась на десятом этаже. Она представила, как падает, и уже не могла сказать, было ли это вызвано воспоминаниями из детства, желанием или зовом.

Кларе хотелось хотя бы раз «влюбиться по-настоящему» — ей нравилось это затертое выражение, которое она часто слышала от коллег. Но настоящая любовь требовала самозабвения, на которое Клара не была способна. Возможно, ей стоило разок прилечь на кушетку и покопаться в причинах, однако она предпочла твердо стоять на ногах, что бы ни случилось. Сколько Клара себя помнила, она всегда пребывала в этом напряжении, готовности сорваться с места — и даже подозрительности, — которые, казалось, вросли в ее тело. Она не могла не думать о том, что последует дальше: падение или предательство.

Клара, как никто другой, следовала девизу уголовного розыска, чьим символом