Давно пора - Юрий Хользов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ага, как думаешь, Саньке понравится? — я был доволен. Собаку можно задобрить мясом, а бабу блестяшками.
— Марк, она Дроу, маг и женщина. Она не примет, — он осуждающе качал головой и смотрел на меня как на труп.
— Спорим? — я лукаво улыбнулся.
— На что?
— Если я прав, то ты научишь меня блинкаться!
— А если прав я, то расскажешь, что за навык, парализующий!
— Согласен! — я подал руку, Алактон не понял, пришлось ему объяснять, как заключаются пари с помощью рукопожатия.
Возвращались мы с разным настроем, я был весел и доволен собой, мой напарник был напряжен и… Боялся?
Саньку мы застали на том же месте, она сидела и медитировала. Еды готовой не было почему–то. А вот десяток сосулек были. Они висели полукругом над ее головой и смотрели своим острием прямо на меня. Я хотел было поздороваться, но меня бесцеремонно оборвала сосулька, которая сорвалась в мою сторону и полетела прямо в грудь. Я на пределе своей скорости успел вынуть клинки и отбить ее.
— Фу, как невежливо!
— Ты умрешь, человек, за то, что оскорбил меня! — дамочка была настроена серьезно. Еще одна истеричка. А я ее даже клавой не называл.
Дальше начался дикий танец, в меня летели сосульки, я отбивался и уворачивался, исполняя кульбиты и перекаты. Она была сосредоточена и зла. В том, что она пытается меня убить не приходилось сомневаться. Когда сосулек над ней осталось всего три, вокруг моих ног опять возникло кольцо льда и сковало движения, а все три снаряда полетели мне в лицо.
Психуешь, потому и ошибаешься
Я выставил перед лицом оба клинка плашмя, заслонив лицо полностью. Было бы сложнее, направь она свои снаряды в разные части тела. Я бы швырял в ногу, плечо и лицо. Без вариантов закрыться. Но Сашка была в бешенстве. Или ей просто не нравилось мое лицо. Однако, сила удара была такая, что лезвия в которые влетели сосульки, ударили меня в лицо, откинув назад и разбив нос.
Очко.
— Ты — всего лишь мужчина, у тебя нет шансов выстоять против меня, человек!
— У тебя, кажется, усы дыбом встали, пора на процедуры.
На мгновение она замешкалась, и мне этого мгновения хватило, я подпрыгнул, оттолкнулся от стены и прыгнул в нее парящими клинками. Это был конец, она не выживет. Ну, если бы я был маньяком, то не выжила бы.
В последний момент я убрал клинки в ножны, приземлился рядом с ней на согнутые ноги, наклонившись вперед, затем используя инерцию, влетел в нее корпусом, обхватил за жопу, поднял и прижал к стене.
Она больше не пыталась меня убить, смотрела поверх меня, отрывисто дышала, пухлые губки были сухими от волнения. Я поднял на нее глаза и прошептал:
— Занимайтесь любовью, а не войной, — и нежно, едва коснувшись, поцеловал ее, — я с дарами, в знак извинения. Примешь?
— Отпусти! — она уперлась своими ручками в мои плечи и толкала, но не очень сильно.
— Примешь мой дар, прекрасная Ссапиль?
— Приму! Только отпусти меня!
Я опустил ее, достал из заплечного мешка ожерелье, оно было прекрасное, несколько кроваво–красных камней, соединенных золотой цепочкой.
— Очень подходит твоим глазам, — я поклонился как подобает и показал ей ожерелье в одной руке.
— Алактон, помоги надеть, — наш ассасин стоял и не верил своим глазам, он даже не сразу понял, что от него требуется.
— АЛАКТОН!
— Да, да, Ссапиль, конечно, — он, наконец, пришел в себя, и быстро надел ожерелье.
Сашка наколдовала непрозрачное ледяное блюдце прямо перед собой в воздухе и придирчиво осмотрела свое новое украшение.
— Чушь. В рейдах только внимание привлекает, — да–да, все мы знаем, что настоящая леди сначала выгибается, а только потом нагибается.
— Это украшение не для рейдов, оно для красоты, чтобы радовать глаз, — я встал смотря прямо на эту девчушку. А у нее глаза были на мокром месте, видимо, это был первый подарок в ее жизни.
— Я принимаю твой дар, человек. Но впредь не смей со мной так обращаться!
Ути боземой, ну прям злой котейка. Злой жопастый котейка.
— Привет, извращенец! — я медитировал в своих покоях, Ксюха влетела с парой бутылок какого–то поила под ручку с Лорой. Они обе были уже изрядно пьяны.
— Марк, — Лора поклонилась.
— А че у нас за праздник? — я встал и натянул домашнюю рубаху.
— Это у нас праздник, а мужланам не положено. Тем более тем, кто клеится ко всем женщинам в своем окружении, — она плюхнулась в кресло и ждала, пока Лора разольет напиток.
— Сашка наябедничала?
— Ну, не то чтобы наябедничала, просто спрашивала о тебе, остальное я сама додумала, аха, — Ксюха смотрела на меня, глаза вдруг прояснились
— Личное пространство — понятие чуждое в этом мире, — я картинно закатил глаза, отбирая у алкашки бокал, сел и подождал, пока она меня просветит.
— Вон оно как, а ты не плох, должна признать. Мне бы тоже такое понравилось, стильно, — она подмигнула и взяла со стола новый бокал.
— Можно мне тоже узнать? — Лора не ревновала, ей было интересно.
Затем весь вечер Ксюха, безбожно привирая, рассказывала Лоре о моем рейде с ребятами, и от ящера это я убежал с ее слов, и за спиной прятался. Получил люлей от Сашки и все в таком духе, она сначала верила, а потом поняла, что правды там два слова из десяти.
— Ревнуешь?
— Пф, могу отыметь тебя хоть прям вот щщщщас, — она попыталась встать, но тут же шлепнулась обратно в кресло и начала хохотать.
Я взял ее на руки и отнес в ее комнату. Первый раз я увидел ее покои. Они были не в пример моим шикарные, красный бархат, подушки, неадекватное число подушек, стена увешана разными клинками, пара картин изображающих какие–то войны и ОКНО! У нее, сука, было ОКНО!
Я тоже хочу!
— Ты же знаешь, что тебя убьют? — пьяные бабские изливания — ценнейший источник правды. Баба только в говно пьяная, способна на голую правду, уж поверьте мне.
— Знаю, что попытаются.
— Ты не понял. Гаускварра признала тебя опасным. Это приговор.
— Сынок нажаловался?
— Нет, он вроде за тебя всеми лапками, но Матрон пугает твоя скорость развития. А еще они подозревают, что ты смог чего–то скрыть.
— А Мэйфрин?
— Она молчит. Пока нейтральна, я не знаю, что она думает.
Я вышел за вином, сказал Лоре ложиться спать и вернулся с половиной бутылки обратно.
Мы с ней выпили, Ксюхе хватило пару глотков, она просто вырубилась. Я еще пару часов смотрел в окно на светящийся синим член, раздумывая о том, как бы из этого говна не в цинке выбраться.