Отказать королю - Кейт Эмерсон

Я отвернулась от моего мучителя, обеими руками схватилась за перила моста и посмотрела вниз в бегущий поток. Мне захотелось броситься в него. Все лучше, чем выйти замуж за сэра Лайонела…

Мой опекун стащил меня с моста и силой усадил на деревянную скамейку у одной из клумб. Возвышаясь надо мной, он одной ногой, обутой в дорожный сапог, наступил на подол моего платья. Потом наклонился ко мне и, обдав ненавистным мне запахом гвоздики, которую жевал для улучшения дыхания, прохрипел:

— Мне теперь нет смысла оставлять тебя в свите принцессы Марии. Только глупец не видит, куда нынче дует ветер.

Мне хотелось кричать от отчаянья, и я с трудом себя сдерживала. В голове кружились самые разные мысли, но казалось, что все пути к бегству для меня отрезаны. Сэр Лайонел был моим опекуном. В этом качестве он имел все права на устройство моего брака, хотя бы и с ним самим. Могущественный герцог Саффолк[92], когда-то женатый на сестре самого короля, получил опекунство над юной девушкой и собирался выдать ее замуж за своего сына. Но когда его жена умерла, он сам на ней женился. А ей в то время исполнилось всего четырнадцать.

Я слышала, что девушка имела право отказаться от замужества, если предстоящий брак унижал ее достоинство. Но я также знала, что родители не гнушаются силой заставить своих дочерей идти под венец, если те прибегают к этому последнему средству. Вместо отца опекун вполне мог взять в руки хлыст, палку или даже пустить в ход кулаки, дабы добиться подчинения от своей подопечной, и делать это совершенно безнаказанно, пока она не согласится… или пока он не забьет ее до смерти.

Не могла я не вспомнить и о том, что сэр Лайонел в свое время похитил свою покойную жену, чтобы силком жениться на ней. Не сомневаюсь, что он ее еще и изнасиловал. При этой мысли мне стало совсем плохо. Я представила себе, что лежу в объятьях сэра Лайонела и позволяю ему делать с собой все, что он пожелает, — и меня чуть не стошнило. Я не могла вынести мысли, что он может поцеловать меня так, как целовал когда-то Рейф, и ударилась в панику, но потом каким-то чудом мне удалось взять себя в руки и сказать себе: «Думай! Всегда есть какой-нибудь выход».

Почему бы не убедить сэра Лайонела, что ему выгоднее будет на время отказаться от женитьбы на мне? В этом был мой единственный шанс. Я заставила себя поднять голову и взглянуть прямо в лицо своему опекуну:

— Я все еще могу быть вам полезной в качестве фрейлины.

Сэр Лайонел только презрительно фыркнул:

— Каким же образом, позволь тебя спросить?

— Вступив в свиту леди Анны Рочфорд.

Есть! Стрела попала в цель! Глаза его загорелись неподдельным интересом. Стараясь говорить как можно убедительней, я поведала ему свой замысел:

— С каждым днем окружение леди Анны становится все более многочисленным. В него теперь входят многие из тех, кто раньше служил королеве Екатерине. Леди Анне будет лестно заполучить в свою свиту одну из ближайших фрейлин принцессы Марии. Она сочтет это верным знаком победы своей партии.

Я не имела ни малейшего представления о том, был ли в моих словах хоть один гран правды, но они заставили сэра Лайонела задуматься. Теперь мой опекун явно что-то прикидывал в уме. Я едва могла дышать, пока он взвешивал все преимущества моего предложения и выискивал в нем недостатки.

— Если мне удастся пристроить тебя в свиту леди Анны, я сделаю это, — задумчиво произнес он, — но сначала мы обвенчаемся.

Я прекрасно понимала, зачем ему нужна эта свадьба — он хотел заполучить все мое наследство на веки вечные. Но, с другой стороны, пока я не замужем ни за кем другим, он и так распоряжается моими землями и имуществом.

Я решила выложить свой последний и самый весомый аргумент:

— Фрейлины должны оставаться незамужними. Таковы правила! Недаром их еще называют «почетными девственницами».

— Ну, придворным дамам из самого близкого окружения знатной госпожи не возбраняется иметь мужей.

— Однако только фрейлины могут завоевать полное доверие своей хозяйки и им легче всего нашептывать ей на ушко всякие разности. — Мои слова были далеки от действительности, но я надеялась, что сэр Лайонел не особо сведущ, в тонкостях уклада жизни королевы, принцессы или просто очень знатной дамы.

В течение долгих минут он хранил молчание. Похоже, он вполне серьезно оценивал мое предложение, ибо, по-видимому, долгое отсутствие при дворе оставило его без влиятельных покровителей. Я вспомнила, что сказала мне леди Анна, когда она еще прозывалась мисс Анной, — король недолюбливает сэра Лайонела. Только деньгами и подарками он добился для меня места при дворе принцессы. Почему бы ему вновь не прибегнуть к этому испытанному средству, если, конечно, сэр Лайонел посчитает, что такие затраты окупятся?

Внезапно он снял обутую в сапог ногу с моей юбки, оставив на ней грязный след, и отступил назад.

— Посмотрим, что я смогу сделать, — заявил он, развернулся и ушел, оставив меня сидеть на скамье.

Спустя всего неделю в Болье прибыл гонец с сообщением, что я должна собрать вещи и отбыть в Виндзорский замок следующим утром.

Мажордом Марии Тюдор также получил уведомление о моем грядущем отъезде, которое одновременно являлось разрешением мне оставить двор принцессы. Он рассказал леди Солсбери, куда я направляюсь, и она, облив меня презрением с головы до ног за мое, как она думала, предательство, сообщила ее высочеству и всем ее придворным дамам, что я променяла двор принцессы на окружение королевской фаворитки.

Я начала возражать, а потом только горестно повесила голову и замолчала. Что я могла сказать в свою защиту? Если бы я рассказала им правду, она могла дойти до леди Анны. Я была уверена, что у королевской фаворитки были шпионы среди слуг принцессы.

Несмотря на риск последующего разоблачения, я умолила принцессу дать мне последнюю частную аудиенцию. Это означало, что при нашем разговоре с ее высочеством будут присутствовать только двое йоменов, стоявших на страже личных покоев принцессы на достаточно большом расстоянии от их хозяйки, а также Мария Витторио и Мэри Даннет.

Едва Мария закрыла за нами двери, принцесса повернулась ко мне лишь с одним вопросом:

— Как ты могла?

Руки ее сжались в кулаки, губы собрались в тонкую линию, и я видела в ее глазах боль и обиду.