Лунная пыль. Академия Эдарон - Эмилия Крук

— Тебе страшно, что влипну, или что кто-то уведет? — я озорно расхохоталась. Он в своей ревности не знает уже куда меня спрятать.

— Не зли меня, Камелия. Иначе я тебя накажу… — он, оскалившись, двинулся в мою сторону, широко раскинув в стороны руки. А я кинулась за дерево, немного повизгивая.

Но ему шутить было некогда, поэтому снова быстро меня поймав, и стиснув до хруста костей, ретировался.

Было уже темно — все-таки началась зима, и дни становились короче. Время не особо позднее, но никого сейчас на территории не было. Это ректор распорядился на неделю всех на комендантский час посадить, чтобы не травмировать иностранных студентов нашим разгильдяйством.

Поэтому все дальнейшее я восприняла как нападение. Нагло зажав рот, брыкающуюся меня понесли за ближайшее раскидистое дерево. Но я слишком хорошо помнила этого человека, чтобы быстро не узнать.

Укусив за ребро ладони, и дождавшись болезненного «Ой», промычала:

— Лир, ты что делаешь?

— Раз не желаешь поговорить в комнате, сделаем это в парке, — он даже не запыхался, хотя и нес активно извивающуюся жертву.

— Да меня выворачивает всю на тебя глядя, а ты еще и с разговорами лезешь. Ненавижу тебя, бывший друг!

По телу Лира прошла судорога, будто от холода. И он тут же поставил меня на ноги, но отпускать не спешил. Напротив, будто лианой обвился, не оставляя свободной ни единой клеточки моего тела.

— Отпусти меня! — шипела я, пытаясь вырваться из стальных объятий. От более активных действий останавливало лишь то, что крики и возня привлекут лишнее внимание.

— Не могу. — не сказал, а почти простонал парень, продолжая все теснее прижимать к твердому телу. То ли все маги были такими — состоящими из сплошных мышц, то ли боевиков все-таки тренируют более усиленно.

С удовольствием бы приложила его парализующим плетением — оно уж точно желание распускать руки отобьёт. Но меня сжимали так крепко, что возможности шелохнуться не было.

Поэтому, когда почувствовала горячие губы, пробирающиеся от уха по скуле, резко мотнула головой. Внутри поднималась волна негодования и ярости, а еще что-то горькое. Парень, однако, это воспринял как вызов — перехватив мое тело одной рукой, второй он теперь фиксировал затылок.

Прикосновение к губам я ждала с какой-то обреченностью и разочарованием. Когда он успел стать вот таким — наглым, напористым, не принимающим чужое сопротивление. Может это понимание своей силы так влияет на человека, или просто раньше кто-то умело притворялся, скрывая темные стороны.

Он сначала пытался нежно раскрыть мои губы, вызвать ответное желание. Но, наткнувшись на полное отсутствие энтузиазма, будто с цепи сорвался. Целовал напористо, жадно, с какой-то злостью. Мои плотно сведенные губы были красноречивее любого крика. Но это не остановило его, более того — завело сильнее. Он попытался добиться взаимности по-другому и больно дернув за волосы, вынудил запрокинуть голову. Я ахнула и разомкнула губы, он в ответ углубил поцелуй.

Такого наглого вторжения я уже стерпеть не могла, и просто сомкнула челюсти. Он с мычанием разжал объятия и выпустил из захвата волосы. Зажав ладонью кровоточащий рот, смотрел почерневшими от страсти глазами и пытался что-то найти в моих. А не найдя, обреченно выдохнул.

Мне всего этого казалось мало — боли, которая поселилась на дне его глаз; глухого недоверия, что более нас ничего не связывает; тугого разочарования от невозможности утолить свою жажду. Поэтому я все-таки запустила любимое плетение, вложив максимум силы. Пусть полежит тут до рассвета, подумает над своим поведением. В пять начинают подтягиваться из города повара и уборщицы, наткнется кто-нибудь обязательно.

Подумав немного, я поставила над полностью парализованным парнем защитный купол. Все-таки зима, и хоть на территории температура всегда поддерживается максимально комфортной, могла случится осечка.

Проверив еще раз, что он дышит нормально, и в полном сознании, я не удержалась и провела пальцами по густым волосам. Сделала то, о чем отчаянно мечтала с самого момента нашей встречи. Жест совсем не интимный, даже скорее наоборот. Так сестра может погладить брата, или доктор, наконец успокоившегося больного. Но он в ответ прикрыл глаза, выражая без слов крайнюю степень довольства.

Он понял этот жест неправильно, но разубеждать я не собиралась. В следующий раз я уже буду готова к встрече. И тогда он поплатится за каждое ненужное прикосновение.

Добравшись до комнаты, сразу заперлась. Внутри все кипело — от обиды, брезгливости и непонимания. Он же друг мне! Неужели 14 лет, что мы провели бок о бок ничего более не значат? Можно просто схватить, зажать в углу и насильно целовать. Где уважение ко мне как к девушке, леди. Он же раньше обидеть боялся, и стоило пустить слезу, сразу летел

утешать. Колени мне лечил, руки исцарапанные, после падения с дерева целовал. Вел себя как брат и очень близкий человек.

Тут же обожгло воспоминанием как он не далее получаса назад больно дернул за волосы, желая поцеловать по-взрослому.

ОН СДЕЛАЛ БОЛЬНО МНЕ.

И жить с этой мыслью было стократ тяжелее, чем с осознанием его недавнего бегства.

Это больше не мой Лир. Нужно с этим смирится.

Но самое удивительное, что тот самый поцелуй, о котором я с 16 лет мечтала, не принес никакого удовольствия. Даже малой толики тех чувств, которые я испытываю с Ароном. Всю любовь и привязанность к Лиру выжгла обида. Теперь осталось только объяснить все моему глупому сердцу, которое продолжает замирать при одной только мысли о нашей следующей встрече.

Нда… Раздвоение личности у меня что ли? Она половина готова послать Лира в земли к вампирам, а вторая рвется хотя бы одним глазком еще раз на него посмотреть. Что я там не видела? Нос с горбинкой, губы среднестатистической пухлости, подбородок… почти квадратный, волосы его темные, в привычной манере растрепанные, что так и тянет применить действенное заклинание по укорачиванию с покраской в зеленый, раздавшиеся плечи, возмужавшая фигура, литые, словно каменные мышцы.

Не хочу думать, не хочу вспоминать! Привычное плетение, и от раздрая в душе остается только легкое беспокойство за Лира. А как он там, бедненький? Скучно ему, наверное. А ничего, пусть помучается. Глядишь, порядочных девушек тискать в темноте парка разучится.

И тут привлекла внимание снова мигающая шкатулка. Ну я не гордая, подошла, да и открыла. Внутри лежало… перо. Мое, золотое, подаренное Литманиэлем.

— Это что же получается, ты так у меня прощения просишь? — понимаю, что разговариваю с неодушевленным предметом, но она же артефакт. Значит зачатками разума обладает.

Шкатулка мне в ответ мигнула. И вообще даже не извинительно, а я бы сказала заигрывающе. Типа — а чего мне извиняться, я ничего такого и не сделала. Ну подумаешь, пошутила над новой хозяйкой в ее день рождения, а это тоже вроде как подарок, смех же продлевает жизнь, верно? И ничего, что шутка вышла не смешная. Мне, как древнему артефакту виднее, у нас вообще в древности так было принято.