Проклятие Одии - Майте Карранса

Не в силах избавиться от мысли, что ей обязательно нужно выбраться из замка и спасти Дацилию, Анаид в ужасе считала минуты, понимая, что ночью в зимнем лесу девочка может погибнуть.

Стоило Анаид об этом подумать, как она увидела Дацилию рядом с кухонными постройками, от которых шел слабый запах горячей еды. Девочка хромала, опираясь на плечо какого-то молодого мужчины, и была с головы до ног закутана в тулуп, но Анаид сразу узнала ее по очаровательной улыбке и беззвучно позвала.

Услышав мысленный зов Анаид, Дацилия повернула голову в ее сторону, и в ее глазах засветилась радость. Не теряя ни секунды, Дацилия осторожно высунула из тулупа руку и показала Анаид зажатый в ней зеленый камень времени.

Анаид приободрилась. Значит, не все потеряно! Они еще могут вернуться домой!

Однако, очутившись в подземной тюрьме замка, девушка снова пала духом, услышав, как плачут и клянчат у Илоны хлеба десять изможденных и оборванных девушек. На глазах ужаснувшейся Анаид они поедали пойманных у себя в волосах вшей и бросались на крыс, чтобы съесть тех живьем.

Грубо толкнув Анаид в угол, Илона крикнула остальным:

— Молчать! Разговорчивые умрут первыми!

Но девушкам было уже все равно.

Плюнув на пол, Илона захлопнула за собой дверь подземелья.

Анаид не понимала, зачем морить несчастных голодом перед смертью. Впрочем, сами пленницы уже не задавали себе никаких вопросов. Терзаемые голодом и жаждой, они наверняка утратили способность о чем-либо думать.

Анаид решила облегчить страдания несчастных. Ей это не стоило большого труда Кристина многому ее научила.

Сунув руку под одеяло, которым были закутаны ее плечи, девушка пробормотала заклинание и тут же вытащила оттуда кусок колбасы и буханку белого хлеба. Никто не спросил у Анаид, откуда она взяла еду. Девушки просто жадно на нее набросились.

Анаид вытаскивала из-под одеяла кувшины с водой, овощи, фрукты, вареную картошку и прочую приходившую ей на ум незатейливую пищу, которая должна была прийтись по вкусу молодым крестьянкам. Через некоторое время пленницы насытились, рухнули на зловонную солому и впервые за все время заулыбались — друг другу и Анаид. Девушка заметила, что, утолив голод, ее товарки по несчастью отчасти вновь обрели человеческий облик.

— Как здорово, что ты захватила еду! — воскликнула совсем молоденькая девушка с гнилыми желтыми зубами.

— Сытыми умирать не так страшно, — уныло пробормотала другая, и у Анаид защемило сердце.

Впрочем, остальные девушки были настроены менее благодушно.

— Посмотрим, как тебе будет не страшно, когда Графиня станет делать в тебе иглами дырки, чтобы из них текла кровь!

— А потом искупается в твоей крови!

— А потом станет резать на куски!

— А перед этим сдерет с тебя кожу!

— И исполосует хлыстом!

— Как это будет больно! Невыносимо больно!

— Не волнуйтесь, моя мама нас спасет! — воскликнула одна из девушек.

— Как же она нас спасет? И где она?

— Я позвала ее, и она откликнулась! Она идет сюда. Она уже рядом. Она нас вызволит!

— Замолчи! Ты твердишь это с самого начала, но почему-то нас еще никто не спас.

— Она нас обязательно спасет. Она знает заклинания! Она предупреждала меня, что Графиня — ведьма! Почему я ей не поверила?!

Присмотревшись к говорившей девушке с золотистой кожей и зелеными глазами, Анаид поняла, что перед ней очень молодая и еще не посвященная в колдуньи омниора.

«Наверняка ее мать уже знает, куда попала ее дочь, но не может ей помочь!»

У Анаид же была такая возможность. Постепенно вспоминая венгерский язык, который изучала в детстве, она медленно произнесла:

— Слушайте меня хорошо! Я помогу вам выбраться отсюда.

Немедленно замолчав, девушки во все глаза уставились на Анаид, недоверчиво, но с искоркой надежды в глазах.

— Не может быть, — пробормотала одна из них. — Никто еще не выходил отсюда живым. Здесь сгинули три моих сестры.

Анаид не желала поддаваться унынию.

— Какой сейчас год? — спросила она.

Девушки застыли с разинутыми ртами.

— Так, значит, вы не знаете, какой сейчас год. А век сейчас какой? Семнадцатый?

— Сейчас 1610 год, — прошептала молоденькая омниора. — Декабрь 1610 года. Недавно был день зимнего солнцестояния.

— Сколько дней назад?

— Семь! — прошептала омниора, сверкнув зелеными глазами.

— Точно? — с некоторым облегчением спросила Анаид.

— Точно. Сегодня тот самый день, когда жестокий царь Ирод приказал уничтожить всех младенцев мужского пола в Вифлееме, опасаясь, что один из них вырастет и свергнет его с трона.

— Значит, сегодня 28 декабря, — взволнованно проговорила Анаид.

Графине остается свирепствовать еще один день и одну ночь. 29 декабря за ней должны прийти… Но что же она сотворит за оставшееся время? Успеет ли еще кого-нибудь умертвить? Или как в предсмертной агонии перережет всех этих несчастных?! Неужели Избранница разделит с ними их страшную участь?!

«С ума сойти! Умереть почти за четыреста лет до собственного рождения!»

Прогнав страшные мысли, Анаид стала думать о том, что говорила ей бабушка. О 28 декабря она ничего не рассказывала. Все, что Анаид было известно об Эржбете Баторий, начиналось с 29 декабря. Что же произойдет сегодня вечером?!

Убеждая себя в том, что ничего страшного не случится, Анаид поняла, что ей необходима помощь других пленниц. Нужно, чтобы они воспрянули духом. От стада покорных овец большого прока ждать было нельзя.

— В одной хартии я прочла, что очень скоро в замок прибудет некто Юрай Турзо из рода Баториев, — как бы невзначай сказала Анаид. — До королевского двора дошли слухи о творящихся здесь зверствах.

— Ты что, умеешь читать?! — поразилась одна все еще довольно упитанная девушка.

— Разумеется! — пожала плечами Анаид. — А ты что, нет?

Все, кроме молодой омниоры, принялись качать головами, а одна из пленниц даже обиделась:

— За кого ты нас принимаешь? Разве мы придворные шлюхи?!

— Я просто хожу в школу… — начала оправдываться Анаид, но этими словами лишь возбудила всеобщий интерес к своей персоне.

— Женщины не ходят в школу, — возразила одна веснушчатая девушка.

— Вот именно! — воскликнула другая, высокая и неуклюжая. — И вообще, кто ты такая?

— Я ваш друг, — сказала Анаид.

— Наш? Или все-таки хозяйки?

— А сами-то вы как думаете?! — возмутилась Анаид, уперев руки в бока, как это делала в сердцах ее подруга Клаудия с Сицилии.