После нас - Андрей Грешнов

Ближе к осени мы с представителем ФСКН РФ Алексеем Миловановым, который также официально считался советником посольства России, совершили беспрецедентную по наглости поездку на его бронированном «Лендкрузере» без охраны через весь воюющий Афганистан в город Мазари-Шариф, административный центр северной провинции Балх. Вместе с нами шла еще одна машина, совсем не бронированная, которую завхоз Игорь Красиков по случаю приобрел списанной в посольстве и намеревался через Узбекистан переправить в Россию. Экипаж ее состоял из трех человек, помимо прочих в ней находился один из комендантов посольства — хороший парень-пограничник, вооруженный автоматом «АКСУ». У нас с Алексеем на двоих был автомат «АКМ», старый пистолет «ТТ» с одной обоймой да ручная граната Ф-1.

В басни о том, что дипломаты и журналисты, работающие за рубежом, никогда не должны иметь при себе оружия, а обязаны руководствоваться какими-то международными конвенциями, в том числе в случае попадания в плен, пусть верят те, кто намеревается оказаться в плену или быть убитым. В Афганистане попадать в плен нельзя. В лучшем случае пленник превратится в заросшую волосами обезьяну, которую похитители будут таскать за собой из пещеры в пещеру по разным провинциям в надежде получить за нее выкуп. Во всех остальных случаях его будут насиловать, пытать, бить и унижать, а если он не сломается, то с него или снимут кожу заживо, или отрежут голову тупым ножом, набьют ее землей и травой, выставив на всеобщее обозрение в каком-нибудь кишлаке. Именно так поступали афганские моджахеды, к которым в свое время иногда попадали в плен советские солдаты.

Рано утром, прихватив с собой нехитрую снедь и много бутылок с питьевой водой, мы загрузились в «Лендкрузер». Помолившись на дорожку, медленно стартовали в сторону Чарикара, до которого нас сопровождала машина с нашими афганскими друзьями. Хуже всего было заблудиться в самом начале пути — выезд из Кабула на «северное шоссе» довольно сложный, а достигнув административного центра провинции Парван, автомобилист уже вряд ли потеряется, так как других дорог там нет. В машине тихо играла приятная музыка — хор Сретенского монастыря, и это располагало к спокойствию и безмятежности.

Трасса от Кабула до Мазари-Шарифа и «Моста дружбы» в афганском городе Хайратон, по которому в феврале 1989 года страну покидал советский Ограниченный контингент, проходит через горы Гиндукуша — перевал Саланг и является главной северной транспортной артерией страны. В 80-е годы из СССР в Афганистан по ней доставляли топливо, а также грузы военного и гражданского назначения транспортные колонны, которые постоянно подвергались нападениям душманов. Сегодня такие же грузы везут в Исламскую Республику из независимого Узбекистана, и частенько их «бомбят» талибы. Доехав до Чарикара, мы ошибочно свернули не на том повороте и, как нам объяснил местный сотрудник дорожной полиции, поехали куда-то в сторону Баграма. Нужно было брать левее, через знаменитую «чарикарскую зеленку», которая в 80-х годах не уступала кандагарской «Черной площади» по количеству сожженных на ней единиц бронетехники и числу погибших и раненых советских и афганских солдат.

Проехав по шоссе через порушенную и еще никем не восстановленную зону зеленых насаждений, где по обочинам не росла даже трава, а все придорожные постройки были уничтожены огнем нашей бронетехники еще четверть века тому назад, мы глубоко вздохнули и выдохнули. Так велико было напряжение от воспоминаний, всплывших в голове при виде этого узкого «коридора смерти». Особенно сложный для дорожного движения подъем на южный склон Саланга был уже припорошен снегом, мы ехали по перевалу осторожно, чтобы не покатиться юзом и не упереться бампером в скалу. Навстречу бесконечной вереницей ползли афганские грузовики, которые ночью по трассе не ездят, ведь в темное время суток, случись что, никто и не поможет.

Снимать Саланг фотоаппаратом лучше летом. Зимой тут непролазные снежные заносы, а пропасти и отлоги гор засыпаны многометровыми сугробами. Зимой дорога по Салангу превращается в каток и грузовики с цепями на колесах через перевал гоняют только самые отчаянные люди, не боящиеся улететь в пропасть. Затяжной подъем до главного тоннеля составляет несколько десятков километров. Грузовики движутся со скоростью четыре-пять километров в час как вверх по серпантину, так и вниз. Перепады высот очень велики. Никакие тормоза не удержат груженый «КамАЗ», если он вдруг покатится вниз. А если мотор «не вытянет» на подъеме, то фура поедет вниз, сминая и сбрасывая в пропасть идущие за ней грузовики.

Советские колонны обеспечения и боевое сопровождение шли в 1980-х по Салангу летом и зимой. Они попадали во вражеские засады, машины горели, падали в пропасть, советские солдаты погибали или становились калеками. У въездов в тоннели, «пронизывающих» изнутри горы, то там, то тут еще можно увидеть следы советских боевых застав — сложенные из камня остатки построек, вмурованные в породу цистерны для горючего, выровненные площадки и остатки боевой техники, переданной в свое время афганской армии. Большинство галерей (тоннелей) сделаны на Саланге для защиты от камнепадов и селей, которые бывают здесь довольно часто. Многие из них имеют отдушины для поступления воздуха.

Главный многокилометровый тоннель Саланга — память о советских воинах, которые погибали здесь от удушья. Первый случай массовой гибели советских солдат в этом тоннеле произошел еще в 1980 году при вводе советских войск. В середине узкого темного тоннеля произошла авария и колонна встала. Из-за отсутствия боевого опыта приказ о том, чтобы водители заглушили двигатели боевых машин, поступил очень поздно. Угарный газ наполнил туннель, и произошла трагедия. Через несколько лет она повторилась дважды, причем с большим числом жертв. Рядом с выездом из туннеля стоял памятник советскому водителю, спасшему ценой своей жизни на дороге афганцев от падения в пропасть.

Тяжелый «Лендкрузер», натужно ревя мотором из-за специфической «высотной» нехватки кислорода, продирался сквозь этот тоннель. Из остатков убитого колесами машин и бронетехники асфальта то тут, то там торчали вверх куски острой стальной арматуры. Двигались крайне медленно, чтобы не порвать покрышки. Окна машины были наглухо закрыты, кондиционер гонял по салону только «внутренний» воздух, так как вентиляция туннеля не работала. И все равно где-то посередине узкого каменного коридора в машине запахло угарным газом.

То ли от воспоминаний о происходивших здесь трагедиях, то ли действительно от легкого отравления газами, но головы у всех пассажиров наполнились тяжестью, а в душе возникло странное тревожное чувство. Выход из тоннеля — круглый кусочек неба вдали — был воспринят всеми как спасение из этого капкана. Сразу после того, как машины выбрались по буеракам из тоннеля, мы остановились и решили перекусить, а заодно и глотнуть свежего воздуха. На выезде из «каменной могилы» мы встали на бывшей советской заставе, по которой протекал светлый ручей. Каждый думал о своем. Мне казалось, что если закрыть глаза, а потом их резко открыть, то я вдруг снова увижу родных моему сердцу «шурави» в выцветших зеленых «эксперименталках» и панамах с красными звездами. Но ничего такого не произошло. Человеческая память и сиюминутная реальность мало соотносимы. Скоро солдаты той войны покинут землю, и обо всем будут помнить только горы и вечно голубое афганское небо.