Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу

— Я позову, — вызвался Гвин. — Я… отца позову. — Он повернулся, протолкнулся сквозь толпу и вышел.

Мордред смотрел на меня с нескрываемой ненавистью.

— Распоряжаетесь? — прошипел он. — Ничего, скоро перестанете.

Я ничего не ответила, просто подошла к тем, кто заступал мне дорогу, и они посторонились.

— Гвинвифар, — позвал Бедивер. Я оглянулась и увидел, что он так и стоит возле постели, а меч лежит под ногами. В глазах рыцаря застыл ужас.

— Мы же знали, что рано или поздно это случится, — я постаралась голосом ободрить его.

— Помни, что я сказал, — прошептал он. — Это моя вина.

Я не стала отвечать. Руаун и Горонви встали от меня по бокам, и мы двинулись вперед. Я подумала, прежде чем остановить выбор на этих двоих. Они как раз представляли противоположные стороны, и теперь будут в оба глаза следить друг за другом. Но этом моя ясность мышления и восторг от того, что я наконец высказала Мордреду все, что хотела, покинули меня, как только я шагнула за порог. Позади остался Бедивер, ждать, пока Кей приставит к нему стражей. Передо мной разверзлась вся глубина стыда и ужаса. Очень хотелось умереть, чтобы не видеть ни Артура, ни завтрашнего дня.

* * *

Я не увидела Артура, когда он вернулся в Камланн. Гавейн и Кей встретили его у ворот и поведали о событиях. Сначала он не поверил. Но когда понял, что никто не собирается с ним шутить, приказал оставить его одного. Лорды неохотно повиновались. Король повернул коня и галопом пустился прочь от Камланна. До полудня следующего дня его никто не видел. Вернувшись, он первым делом, как был, в дорожной пыли, заперся с Гавейном и они долго решали, как теперь действовать. Потом, все так же в сопровождении Гавейна, отправился в дом Бедивера, возле которого стояла стража.

Обо всем этом мне позже рассказал Гавейн. Тогда, ночью, он пришел сразу же, как только Гвин сообщил ему о случившемся. Стоял, не говоря ни слова. Теперь, так и не произнеся ни единого упрека, он спокойно обсуждал со мной, как лучше всего опровергнуть обвинения Мордреда в предательстве. Он и Гвин попеременно продолжали навещать меня всю последующую неделю, рассказывая о том, что происходит, помогая планировать линию защиты. Еще они приносили мне отчеты и документы, которые я просила. Я твердо намеревалась оставить крепость в порядке.

— Артур говорил с Бедивером? — с тревогой спросил я Гавейна.

— Это нельзя назвать разговором, — воин покачал головой. — Артур вошел в дом. Бедивер упал перед ним на колени и склонил голову. Артур потребовал: «Расскажите мне, но только то, что случилось». Бедивер сказал: «Это моя вина, милорд, и я горько раскаиваюсь». Артур промолчал.

— Он разозлился?

— Вовсе нет. Он только смотрел на Бедивера так, словно видит его впервые. Я уже говорил вам, миледи, он подобен человеку, приходящему в себя после великой битвы. Так бывает. Ты ошеломлен, ты не представляешь, что сделал и что будешь делать дальше. Бедивер так и стоял перед ним на коленях, не поднимая глаз, а милорд Артур просто рассматривал его, как редкого зверя, пытаясь понять, что оно такое и чего хочет. Бедивер собрался с духом и сказал, что соблазнил тебя после ... после того, как ты попыталась отравить моего брата, то есть когда ты была совсем несчастна. Он сказал, что давно любил тебя. И еще сказал, что вы пытались прекратить отношения, но ему всегда удавалось уговорить тебя подождать еще немного. Это правда?

— Что тебе сказать? И да, и нет. Он обвиняет только себя. Это неправда. Насчет того, что мы не раз хотели прекратить… Правда. И как бы нам это удалось, оставаясь в крепости? Он просто хочет оправдать меня. Только напрасно.

Гавейн долго смотрел на меня, словно ожидая продолжения. Но мне нечего было ему сказать.

— Да. Так вот. Все это он говорил Артуру, стоя на коленях и не поднимая глаз. А потом, когда закончил, все-таки поднял голову и они с Артуром долго смотрели друг на друга. Тогда Бедивер вздохнул и сокрушенно произнес: «А любила она лишь тебя. Но ты требовал от нее больше, чем она могла дать. Никому не под силу оставаться только правителем, всегда сильным, всегда собранным. Ни тебе, ни ей. Ей нужна была опора, и я предложил себя. Моя вина. Не наказывай ее за это. Ты знаешь, я всегда был твоим слугой, и это единственный раз, когда я предал тебя». Артур ничего на это не ответил, только махнул мне рукой, чтобы я шел за ним, и оставил Бедивера стоять на коленях посреди комнаты.

— Ко мне он зайдет? — очень тихо спросила я.

Гавейн долго не отвечал.

— Не знаю. Вряд ли. Сейчас он спит у меня дома. Он хочет, чтобы ты была здесь до суда. Он никому не говорит, что думает и что планирует делать. Нет, не придет он сюда.

Гавейн оказался прав. Мы так и не увиделись с мужем до самого суда. А суд случился примерно через неделю после тех событий. Происходил он в Зале, и на нем присутствовало все население крепости и даже многие посторонние.

Утром перед судом я одевалась особенно тщательно, словно готовилась к большому пиру. Не знаю, что мной двигало. Наверное, хотела привлечь внимание зрителей. Испортила свое лучшее платье из белого шелка, проделавшего такой долгий путь ко мне из Рима. Шелк тяжело рвать, но пурпурную кайму я оставлять не хотела. По краям остались золотые нитки, которыми ее пришивали. Никаких украшений! Перстень я сняла и завернула в полоску оторванного шелка. Волосы убрала цепочкой из римских стеклянных бус; я нашла их у подножия Вала, и с ними приехала в Камланн. Зеркало меня удивило. На меня смотрело знакомое, в общем-то, обычное лицо. Еще неделю назад отражение представляло изможденную бледную женщину, потерявшую всякую надежду. Не было клана, куда я могла бы вернуться, не было власти, даже одежда на мне принадлежала императрице, которой я больше никогда не буду. У меня не было ничего, кроме моего тела, да и оно со мной только до той поры, пока Император не вынесет приговор.

Когда в дверь постучали мои стражники, я отложила зеркало и отправилась с ними в Зал. Он оказался переполнен. Не было ни одной женщины, закон не допускал их присутствия. Закон — дело мужчин. Мое появление встретил ропот. Стоявшие у стен тянули шеи, чтобы получше разглядеть меня. Я рассчитывала смиренно принять свою заслуженную вину, но вдруг обнаружила, что моя гордость подняла голову. Мне хотелось прикрикнуть на этих любопытных. Но я только выпрямила спину и неторопливо проделала весь путь до высокого стола. В Зале горели факелы, хотя на улице светило солнце. Его косые лучи от дыма становились голубыми. Было жарко и душно. Пока я шла, у меня закружилась голова, слишком много народа набилось сюда. Лица сливались для меня в одно длинное невыразительное полотно. Блестели доспехи, сверкали камни на рукоятях мечей, со стен свисали белые щиты. Я не видела друзей! В дальнем конце Зала за высоким столом сидел кто-то, похожий на статую. В свете факелов я едва узнала Артура. На нем был его обычный пурпурный плащ и воротник из тяжелого золота. Правая рука Императора лежала на свитках улик на столе, камень в перстне иногда посверкивал. Лицо словно вырублено из мрамора, бледное и неподвижное. Глаза смотрят куда-то вдаль, в точности как у императора на мозаике.