Ходячие. Второй шаг - Анна Зимова

– Жрите! Не подавитесь!

– Акхм, акхм! – закашлял алкащ, даже схватился за горло.

Он стоял, как ведьмак, окруженный негодующими сельчанами, которые хотят предать его мучительной смерти, да боятся приблизиться. Тогда Егор сам подошел к алкашу, заглянул в мерзкое лицо:

– Чего ждешь, падла? Что нервы мне треплешь? – Неожиданно для самого себя, собрав последние силы, Егор ударил алкаша в нос. Тот отреагировал странно: вместо того чтобы наброситься на обидчика, заскулил и стал крутить головой.

– Ыыы-ууу-а, – жаловался товарищам алкаш, встав в сторонке. Остальные тоже отошли, сбились настороженной стайкой.

Боль проясняет сознание. Удар, от которого заныли костяшки, сыграл роль пускового механизма для догадки, хотя достаточно было бы просто хорошенько себя ущипнуть. Он понял, почему его никто не хочет кусать. Не его слова держат их в узде, а кое-что другое. Догадка была безумная, но она, честное слово, все объясняла, все расставляла по местам. От стресса, усталости, ломки он был словно во сне, но он не ошибался. Это можно проверить.

Эти никак не отреагировали, когда он к ним подошел. Егор похлопал в ладоши, и все головы повернулись в его сторону. Эти зашевелились. Звук их беспокоил, но они явно не знали, что следует делать. Он пощелкал пальцами у одного прямо перед носом – и не вызвал никакой агрессии, лишь волнение. Тогда он прикрикнул на них, как чабан на овец, и, хлопая в ладоши, постарался сбить в кучу. Плохо, но они все же подчинялись. И как прикажете к этому относиться? Если бы кто-нибудь посмотрел, что он делает, то решил бы, что Егор Малеев наконец-то сошел с ума. Между тем в его действиях были и смысл, и логика.

Он тыкал этих пальцами в бока и дергал за волосы. Пинал и щипал. Водил руками у них перед лицом. Одному даже щекотал в носу соломинкой. Наконец этим надоели издевательства, и они медленно пошли прочь, урча на ходу. Что ж, наверное, ему следует пойти с ними. Эти, наверное, направились в свою деревню или садоводство. Они покажут ему дорогу к еде и комфорту. Сегодня ночью он не будет спать в стогу.

Егор шел, время от времени касаясь кого-нибудь из них, и тихо смеялся. Они действительно вели его к поселению. Вдалеке показались крыши низеньких деревянных строений. Наверное, очередное садоводство. Или ферма. Много ухоженных грядок. Господи, неужели это клубника? Это определенно она. Августовская поздняя «ананасная» или «лорд». Рот наполнился слюной. Только ради одной этой клубники он должен туда дойти, не упасть по дороге. Теперь умирать – глупо. Он съест килограмма два ягод. Потом поспит и съест еще три. Потом съездит в город за наркотиками и лекарствами и переберется сюда на какое-то время. Будет есть клубнику, пока не оберет всю. У этого хозяйства роскошная ограда, железная сетка, натянутая между столбами. Через такую ограду все видно, и при этом она крепкая. Дурацкий смех все рвался наружу. Смех пугал этих. Они вздрагивали.

– Ничего, ничего. Я не над вами, – успокаивал их Егор.

* * *

Не зная, чем себя занять, мучаясь теснотой и духотой, они стали рассказывать друг другу истории.

– Начальник, а что за женщина к тебе приходит? – спросил его самый старший в бригаде, степенный Ильяс. – В комнате с тобой закрывается.

– Не твое дело.

– Уговор был – про все рассказывать.

– Это моя жена.

– Неправда. С женами так себя не ведут, сразу в комнату не ведут. Это любовница.

– Жена, говорю тебе.

– Врешь, начальник.

Гастарбайтеры, разумеется, хотели истории про женщин и ждали подробностей.

– Ну хорошо, хорошо. Бывшая жена. Теперь, считай, любовница. Так тебя устраивает?

– А что развелся? – сурово спросил Ильяс. – Хорошая вроде женщина.

– Брак – штука сложная.

– Нехорошо говоришь. Брак – простая штука, начальник. Твоя женщина тебя уважает. Ты ее не обижаешь. Тогда хороший брак. Вот и все. А у вас что не так? Ты ее обижал? Или она тебя не уважала?

– Вот ты въедливый клещ, Ильяс. И то и другое у нас было. Оба виноваты.

– Нехорошо.

– Что ты заладил: нехорошо да нехорошо. Всякое в жизни бывает. И хорошее, и нехорошее. Вот у тебя есть жена?

– Есть, конечно. В Дагестане.

– А чем она занимается?

– Как чем? Детей растит.

– А моя не растила. Не было у нас детей.

– Из-за этого расстались? Да, если Бог детей не дал, то плохой брак. Такую женщину можно бросить.

– Не все так просто. Не только в том проблема, что детей нет. Мы разные люди, понимаешь?

– Все люди одинаковые.

– Все да не все. Мы вот с женой разные. Как стрекоза и муравей. Читал такую басню? Не читал? Ну да ладно. Я что? Я парень простой. Я когда в цементе запачкаюсь, а когда, бывает, и в навозе. Руки замарать не боюсь. А она… все порхает. Тонкая душа. Блузка из крепдешина. С книжкой все время. Нежная. Стыдно ей было за меня. А в лицо мне этого сказать не могла, стеснялась, видите ли.

– Зачем с такой жил? Зачем женщине умничать давал? – Взаимоотношения в русской семье сильно взволновали Ильяса.

– Да нормально все у нас было поначалу! Даже хорошо жили. Но подружка эта… Все время нос совала в наши дела. Лила в уши всякое разное. Уж не знаю, чем она там ей мозги промыла, но стали мы с женой ругаться.

Он различал в темноте лица «сокамерников». Все смотрели на него.

– Вы поймите, ребята, мне не жалко, что она у нас постоянно просиживала. Но ты уважение к семье имей. Видишь – муж с работы пришел. Собирайся да иди домой, дай людям вместе побыть. Прихожу уставший, голодный, а ужин не готов. Сидят, мартини хлещут, на умные темы разговаривают. Конечно, тут разозлишься.

– Прогнал бы подружку.

– Как же! Прогонишь ее. Она меня скорее прогнала бы. Да и не сразу я сообразил, что она меня не любит. Она ведь мне всегда улыбалась. Исподтишка только гадила.

– Да как гадила-то?

– Решила меня изжить. Только она мне так не говорила, а подло действовала. А я человек прямой. Я в лицо люблю все высказывать. И мне нужно тоже, чтобы все в лицо говорили. А она развила деятельность подпольную. Стала жену обрабатывать. Нет, она не говорила: «Твой Толик – полное говно». Она поумнее поступала. Все слова ее были как будто вежливые. Например: «Твоему Толику пойдет одеваться по-другому. Кепку носить – это не очень стильно». «Прическа ему другая будет к лицу». «Образование он может получить вполне приличное. Директором, конечно, уже не станет, но менеджером хотя бы. Он достоин более престижной работы». Обрабатывала жену за моей спиной. Но я же не глухой и не слепой, все понимал. Она все делала для того, чтобы жене за меня стыдно было. Водила ее в места всякие, куда жене со мной неловко было бы ходить. Специально при мне на всякие темы разговаривала, в которых я ни бум-бум. И еще, бывало, спросит: «Что ты, Анатолий, думаешь о таком-то и таком-то? Ах, ничего? Ну бывает. Нельзя же все знать». Напитки приносила манерные. «Ты такого, Толик, не пьешь, – извинялась, – тебе водочки, наверное, надо налить».