Дело лис-оборотней - Игорь Алимов

В списке, составленном отцом Агапием, значилось шестьсот двадцать пять фамилий. Эти люди трудились в монастыре в то время, когда тангуты обнаружили обезображенные тела своих племянниц, и уехали с острова последним перед ледоставом рейсом «Святого Савватия», когда бесчинства с лисами прекратились.

В списке, который набросал Богдан, было всего лишь девять фамилий.

Это были люди, уложенные позавчера с травмами в монастырскую больницу.

В обоих списках повторялось только одно имя.

И тогда Богдан понял, почему так был ошеломлен приключившейся бедой, так страдал и маялся, так допрашивал врачей, когда же снимут гипс, крепкий крестьянин с Кубани Павло Заговников.

— Отец Агапий, — стараясь говорить спокойно и не выказывать волнения, спросил Богдан, — а электронная связь в монастыре есть?

Благочинный в ответ отрицательно покачал головой.

— Зачем она нам, — мягко сказал он. — Мы живем, не торопимся… К Господу все успеют, а больше и волноваться в жизни не о чем, и спешить некуда. В Больших Зайцах, на почте, есть.

Богдан благодарно кивнул.

Без помощи драг еча Бага и без тех сведений, которые мог дать только он, было теперь просто не обойтись.

Утром Баг явился в Управление с самым решительным намерением выбросить из головы всю дурь, все грезы, всех принцесс, все частные расследования и вообще все, что не касается непосредственно его прямых служебных обязанностей и отношений с самыми близкими людьми – со Стасей, с Богданом, когда он вернется, с шиланом Алимагомедовым, когда он прилетит, с Судьей Ди, наконец… Он уже предвкушал, как возьмется за протоколы допросов, как начнет обдумывать, а затем и составлять план дальнейших деятельно-розыскных мероприятий против той паутины, за кончик которой им удалось ухватиться в Разудалом Поселке… тут все было правильно, сообразно, полномочно, светло и прозрачно: кто друг, кто – упорный заблужденец, умышляющий человеконарушение, и в чем тот заблужденец повинен… Это сражение не может быть проиграно, ибо дурманные зелья и Ордусь – две вещи несовместные!

И вот вам: ответное письмо от Дэдлиба.

Скоренько, однако.

Тон письма был чрезвычайно любезен. Весьма цветисто поблагодарив Бага за ответный дар, Дэдлиб заверял, что выполнить его просьбу – для него крайнее удовольствие, однако, не располагая достаточным количеством времени, он, разумеется, не может составить исчерпывающей подборки материалов, связанных с «Лисьими чарами», и все же те материалы, которые он прикладывает к письму, дадут, по мнению заокеанского человекоохранителя, представление о ситуации в целом. Далее, видимо желая не оставлять никаких недомолвок, Дэдлиб сообщил Багу, что его интерес к пилюлям Лекарственного дома Брылястова носит исключительно частный характер: все дело в том, что «Лисьими чарами» безо всякой меры увлекся Юллиус Тальберг, и, поскольку эти пилюли обладают поистине фантастическими по силе воздействия свойствами, а бравый Юллиус к тому же запивает их «Бруно», Дэдлиб и решил, пользуясь возможностью, постараться выяснить, не выйдет ли из всего этого чего-нибудь плохого. Искренне ваш и все такое.

Подборка присланных Дэдлибом материалов оказалась и впрямь невелика. Баг загрузил программу-переводчик «Мировой толмач» и углубился в изучение.

Так. Статья с результатами длинного и чрезвычайного нудного так называемого социологического опроса: как часто мужские представители различных социальных слоев имеют интимные контакты с женщинами? Неважно, с женами ли, с подругами ли, — просто с женщинами. Вообще.

Забавно, но оказалось, что чаще всего «занимались полом» безработные. С громадным отрывом от всех остальных.

На втором месте устойчиво держались служащие государственных предприятий. Зарабатывали они меньше служащих частных компаний, но жизнь у них была устойчивее, они более-менее, как одно время любили говорить в Ордуси, с уверенностью смотрели в завтрашний день – и результат был налицо. То есть на… ну да.

Ну и так далее. Туже всех приходилось живущим в полной роскоши вершителям судеб нации, каждодневно и каждочасно принимающим важные и зачастую рискованные решения, чреватые как миллионными триумфами, так и миллионными катастрофами; показатели Великой радости у них колебались от двух-трех до одного раза в месяц. Была даже удивительная графа «и реже»; что в ней творилось, Баг даже не стал смотреть.

Вторая подборка была посвящена росту производства и сбыта жизнеусилительных – опять-таки, если называть вещи тамошними именами, секшуал-препаратов за последние десять лет. Рост впечатлял. В отдельном документе приводились сходные данные по неким «электромассажерам вагинальным» – пять лет назад еще всего лишь двухскоростным, потом трехскоростным, а в последние годы многие фирмы начали осваивать выпуск семи- и даже девятискоростных агрегатов. Честный человекоохранитель не сразу понял, что это за станки такие имеются в виду, — а когда понял, неловко хмыкнул, покрутил головой и вцепился в сигару.

Отдельно была приложена большая статья весьма известного, как специально подчеркнул Дэдлиб, социолога Веба Вебмана; статья называлась «Его величество количество». Дэдлиб даже выделил один абзац желтым цветом, и его переводом Баг покамест и ограничился.

«Мы работаем так, что работа становится нашим главным смыслом жизни, главным удовольствием, главным предметом гордости и тщеславия, главным оправданием нашего существования в наших же собственных глазах. Мы исступленно бодаемся прибылью и успехом, словно олени – рогами; мы бодаемся создаваемыми нами или подвластными нам количествами все равно чего – сделанных открытий и написанных книг, выпитых бокалов бурбона и уложенных в постель сексуальных партнеров, проданных танков и проданных презервативов. У нас нет более мирного канала для реализации животных инстинктов агрессии и соперничества; количественный, материальный критерий, в отличие от качественных, духовных, по поводу которых мы нескончаемо спорим уже много тысячелетий и которые все равно для каждого свои, дает, как нам кажется, возможность для объективной оценки того, кто преуспел, а кто потерпел неудачу. Но в итоге получается, что почти вся наша работа посвящена производству и распределению все большего количества вещей, половина из которых никому, по сути, не нужна, ибо старые вещи, практически ничем не уступающие новым, могли бы служить нам еще три, пять, семь лет; а другая половина предназначена для того, чтобы мы могли хоть как-то поддерживать нашу работоспособность, здоровье и возможность продолжать свой род в условиях столь напряженной работы. Мы истощаем себя, в поте лица нескончаемо производя то, что затем позволяет нам превозмогать истощение. И это называется процветанием! И мы, в очередной раз восхитившись этим процветанием, лицемерно плачем потом о губительно быстром расходовании природных ресурсов, экологическом кризисе и информационном хаосе! Закрадывается мысль, что промежуточная, вспомогательная и даже вынужденная фаза процесса жизни каким-то образом стала для нас основной и уверенно вытесняет теперь все остальные».