Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Виталий Оппоков

Если бы его готовили как рядового пропагандиста-агента, то навряд ли вот такой способ вербовки мог вызвать сомнение. Но его сделали «третьим главным агентом» наравне с Лениным и Скоропис-Иолтуховским, рассказав подробно о работе, месте нахождения и связях этих «резидентов». Ермоленко, по его словам, провезли по многим пунктам пограничных участков, рассказывая о дислокации войск, об оперативных и тактических замыслах, о приграничных переправочных явках и их владельцах и многом другом. Он посетил Генеральный штаб, в том числе и «разведывательное отделение украинской секции», познакомившись с сотрудниками, организацией работы, а также узнав адрес и фамилию содержателя главной явки в Стокгольме — Свендсона.[134]Словом, такого агента должны были вербовать, по крайней мере по мнению Деникина (как можно полагать, изучая и сравнивая все эти материалы), более основательно и серьезно. Вот почему в донесении Деникина появляется версия о двойнике Ермоленко (вспомните подобную историю только по другому поводу с двойником Фюрстенберга!) — «популярном украинском деятеле». Ну а после того, как Ермоленко из-под опеки Деникина был передан в руки Александрова, возможно, после соответствующей инструкции, в его показаниях тоже появляется «воспоминание об однофамильце». И все же его рассказ об этом несуществующем лице совершенно отличается от сообщения Деникина Керенскому.

После того как вербовка Ермоленко в плену состоялась, события якобы происходили так:

«3 апреля 1917 года по новому стилю я вместе с названным Шенингом отправились — оба в статском платье — в Берлин, куда и прибыли в тот же день.

На следующий день Шенинг повел меня в Генеральный штаб, где мы явились к капитанам Генерального штаба Шидицкому и Людерсу и статскому Максу. Как выяснилось, Шидицкий и Макс стоят во главе организации шпионажа по части взрывов мостов, заводов, работающих на оборону, и поджогов, что же касается Людерса, то он ведал украинские вопросы… Все перечисленные лица были подчинены объединяющему их генералу Фридрихсу, который стоял во главе организации контршпионажа.

Со мною вступили в разговоры Шидицкий, Людерс и Макс и предложили мне каждый по своей, так сказать, специальности: Шидицкий предложил заняться из целей шпионажа взрывами в России мостов: Хабаровского и Харбинского, Людерс предложил мне ведение агитации за отделение Украины от России, и, наконец, Макс советовал заняться шпионажем по части сообщения сведений о войсках, передвижении их, кроме того, мне было дано поручение организовать восстание против правительства в южных городах России в определенном районе — Николаев, Херсон.

Кроме того, мне было предложено за особое условие вознафаждения организовать убийство английского посла Бьюкенена…»

Разговор о «вознаграждениях» — это, мягко говоря, одно из самых не только сомнительных мест в показаниях Ермоленко, но и бросающих тень на русских контрразведчиков и военачальников, имевших с ним дело.

Дав согласие каждому «вербовщику» на выполнение задания, Ермоленко подписал с каждым из них три договора: «Один касался Украины, второй — взрывов мостов и заводов и поджогов складов с припасами и, наконец, третий касался передвижения войск». Об организации восстания и убийстве английского посла договор почему-то не составлялся. Правда, договоры были составлены на немецком языке, которого, как и иного иностранного, Ермоленко не знал. Переводил ему их Шидицкий, после чего «сверхважный агент» эти договоры «подписал собственноручно». Одно из главных условий, которое в них оговаривалось, — о вознаграждении. На расходы немцы не скупились и обязались выплачивать суммы «в очень крупных размерах», и они могли быть «в некоторых случаях миллионными». Был бы результат. Ежемесячное жалованье Ермоленко назначалось в размере восьми тысяч рублей. Сверх того предусматривались премиальные до 30 процентов от нанесенного ущерба. Александрову он объяснил это образно: «…если при этом участии взорван завод или отделение его и этим причинен ущерб России в два миллиона, то я имею право на получение 600 000 рублей».

Подобное расточительство в отношении совершенно не проверенного работой агента не делало чести не только известным своей расчетливостью и практичностью немцам, но и кому-нибудь другому менее щепетильному в подобных делах. Кроме того, в русской контрразведке сложилось мнение, что немцы держат своих агентов «в черном теле». Вот что рассказал П.А. Александрову (протокол допроса от 22 августа 1917 года) М.А. Лебедев — судебный следователь 5-го участка Петрограда, а еще раньше (чуть больше месяца назад) старший помощник начальника контрразведывательного отделения штаба Петроградского военного округа. Давая показания о Суменсон, занимавшейся якобы спекуляцией получаемыми из Стокгольма вещами для финансирования шпионской деятельности большевиков, он сообщил: «Из практики контрразведывательного отделения я могу совершенно определенно сказать, что это обычный способ действий Германии в отношении своих агентов, которым она почему-либо не решается уплачивать за услуги наличными деньгами…»

Ермоленко получил не только сногсшибательные финансовые обещания, но и, вопреки установившейся практике, наличную сумму.

Здесь нужно обратиться за «объяснениями» к еще одному контрразведчику, уже упоминавшемуся здесь, полковнику Генерального штаба Н.В. Терехову. Это ему Ермоленко отвечал на дополнительные вопросы. 23 и 24 сентября 1917 года Терехова в свою очередь допрашивал (в Могилеве) судебный следователь по важнейшим делам Сцепура. В составленном последним протоколе значилось, что у Терехова вызвало сомнение… само появление Ермоленко в расположении русских войск, поскольку нельзя было уточнить, то ли он случайно наткнулся на наше сторожевое охранение, то ли сделал это специально. По утверждению Ермоленко, он к этому «стремился с целью раскрыть шпионскую организацию немцев у нас в России и предупредить грозящие нам бедствия…». В остальном же наша контрразведка якобы Ермоленко верила. Его рассказ показался ей ценным и убедительным.

Удивительно, что эта вера «одному из трех главных агентов Германии» у российского командования оказалась настолько сильной, что его не только не арестовали, не только не изолировали, но сразу же сделали главным свидетелем против двух других агентов — Ленина и Скоропис-Иолтуховского, которых, объявив через прессу шпионами, тоже не торопились задерживать. Более того, Ермоленко оставили «вольноопределяющимся» при Главном штабе. Правда, Терехов заверил, что за Ермоленко во время его «проживания… при штабе Верховного Главнокомандующего» установили тщательное наблюдение. Именно в этом — в тщательности наблюдения вызывают сомнение уже показания Терехова.

«Немцы дали Ермоленко на личные расходы и на дорогу 1500 рублей, которые были им почти израсходованы в первый же месяц жизни в Ставке, и он возбуждал ходатайство о скорейшей выдаче ему казенного содержания», — показывал Терехов. И тут же сразу появляются всевозможные вопросы: почему не были конфискованы или, в крайнем случае, временно изъяты деньги у задержанного немецкого агента; почему он «жил» при Ставке; почему он мог, находясь в таком вот состоянии, вести разгульную жизнь? Для примера сообщу, что привлеченный Александровым в качестве обвиняемого мичман Ильин (Раскольников) получал месячное содержание 272 рубля, о чем можно узнать из заявления последнего прокурору Петроградской судебной палаты от 22 июля 1917 года. Но что — полторы тысячи! Ермоленко прогулял, по его признанию и показаниям Терехова, более крупную сумму. И все тогда же, «проживая при Ставке». Еще более загадочная история появления у него новых денег. Оказывается, за ним было такое «тщательное наблюдение», что средь бела дня на улице неизвестное лицо вручает ему тайком не очередные полторы тысячи и даже не «ежемесячное восьмитысячное содержание», а… 50 000 рублей. И за что? А «за работу по данной немцами задаче». Но он ведь ничего не делает. Не взрывает мосты на Дальнем Востоке. Не разлагает войска в Херсоне. Не ведет агитацию за отсоединение Украины от России в Киеве. Не организовывает убийство английского посла в Петрограде. Более того, длительное время находится в Ставке, в штабе Верховного Главнокомандования русских войск, о чем, если бы он и впрямь был подослан немцами с серьезными целями, те бы узнали, якшается с контрразведчиками, ведет праздную жизнь. И немцы, выходит, узнали, где он находится, коль вручили деньги. Узнали бы при желании, и чем он здесь занимается. А раз так, то, по словам того же Ермоленко, он подлежал со стороны немецкой разведки суровому наказанию. Вместо же этого такой щедрый подарок — 50 000 рублей. О них он своим новым шефам сразу не докладывает, поскольку «растерялся» от такой неожиданной «зарплаты». По той же причине — по растерянности — не только не задержал германского курьера, но и не запомнил его лица. «Он откровенно сознался, — показывал Терехов следователю Сцепуре, — что получил 50 000 рублей, а налицо имеет 40 000 рублей с небольшим, так как остальные — 4000 рублей выслал домой жене, часть прожил, заготовив себе белье и одежду, и часть желал бы оставить для себя на жизнь — за неполучением казенного содержания…»