Мафия нищих - Д. Артемьев

Так, так, так, давай-ка я проверю, к примеру, свое недавнее повышение сахара. На прошлой неделе был по этому поводу у эндокринолога. Сахар в крови неожиданно подскочил, и я очень обеспокоился. А мой герой? Вот, я описывал его гипергликемию в понедельник. Точно. А мой сахар повысился в среду, и я тогда же помчался к врачу. Вот это номер. Опять через пару дней после описания все, что испытывает герой, происходит со мной.

Я стал судорожно просматривать записи и вспоминать свои собственные беды. Все сходилось. Стоило мне в деталях описать очередную проблему героя, как я сам испытывал те же болезни с двухдневным сдвигом во времени. Вот герой договорился встретиться вечером с дамой, но не смог, подвернул ногу. Проверяю: точно через два дня я подвернул лодыжку и почти неделю ковылял по квартире. В мистику я не верю, ну, если и верю, то не сильно и где-то в подсознании. А верю я в силу самоубеждения. Помните, Лев Толстой при описании болезни своего героя заболевал сам? Так то Лев Толстой, гениальный писатель. Неужели и у меня проклюнулся такой необычайный талант? Вот здорово!

Но что-то все же не сходилось. Да, можно, вероятно, убедить свою ногу, свое давление, в общем, свой организм. А как быть с чужим? Жена героя яростно поссорилась с соседями, и герой мучается, не знает, как встречаться с этими людьми. Здороваться, проходить мимо? Действительно, проблема. Когда я это написал? До того, как жена выговаривала соседке по какому-то незначительному поводу? Или после? Кстати, соседка теперь не здоровается со мной. Очень, знаете ли, неприятно. Время написания мне примерно известно, поскольку я пишу отдельными файлами, объединенными в папке. А вот разговор с соседкой?.. У жены хорошая память, и она мне сразу назвала день конфликта и принялась излагать его причины и свои взгляды на предмет спора и на соседку. Кое-как отделавшись от жены, я убедился, что реальное событие произошло также через пару дней после моего описания.

Это уже попахивало мистикой. Ну действительно, не мог же я, описав в рассказе скандал, убедить свою супругу устроить скандал в реальной жизни. Мало того, я вовсе не читал жене незавершенный текст моего рассказа, так что она знать этого не могла и устроила выговор соседке по своей собственной инициативе ровно через два дня после написания этой сцены в рассказе. Никакого объяснения я найти не мог. События в рассказе происходят в реальной жизни через два дня! Но с другой стороны, реальное воплощение моих литературных упражнений давало широкое поле для экспериментов, и я принялся изучать странное явление повторения написанного в реальной действительности. Значит, так: если я опишу некоторые события в желаемой для меня форме, они исполнятся через два дня. Хорошо. Что у нас будет через два дня? Через два дня должно было быть решение суда о снятии одного из кандидатов на пост мэра, допустившего нарушения в предвыборной гонке. Первым делом я заставил своего героя прочитать в газете решение суда, который снял кандидата. Затем я описал выигрыш героя в уличной лотерее. Здесь я решил ограничиться суммой, которую может выдать уличный торговец лотерейными билетами. А в третьем эксперименте мне пришлось пожертвовать собой, впрочем, не сильно – мой герой натер при ходьбе мозоль на мизинце правой ноги. Оставалось ждать два дня.

Не могу сказать, что два дня я прожил в ожидании и волнении. Нет, занимался чем-то по дому, подписывал на работе бумаги, пил кофе, беседовал, возил жену по магазинам – в общем, вел обычную жизнь. Однако несколько раз в день вспоминал о поставленном эксперименте, вспоминал почему-то с удовольствием.

Наступил день перехода литературных упражнений в реальную жизнь. С утра я пощелкал каналами телевизора, но узнать решение суда пока не смог. Подумал, что, может быть, еще рано, и направился на центральную улицу купить лотерейный билет. Продавщицы лотерей куда-то подевались, но мне удалось отыскать одну возле рынка и купить у нее билетик. Вот тут, когда я стирал монеткой защитный слой, пришло волнение, однако вскоре оно пропало. Выигрыша, естественно, не было. Я вообще очень редко выигрываю в лотерею. Возвращаясь домой, я почувствовал, что натер тот самый предполагаемый мизинец на ноге. Впрочем, это было неудивительно, поскольку в поисках лотереи я прошагал по улицам несколько километров. И совсем меня не удивило сообщение в городских новостях по одному из телевизионных каналов, что претендент не снят с предвыборной гонки.

Я открыл текст рассказа со вставками про выборы, лотерею и мозоль, перечитал их и уничтожил. К рассказу они отношения не имели и торчали бы в нем совершенно не к месту. Пришла какая-то слабая мелкая мысль, что не может исполниться в реальности то, что не органично в искусственном мире рассказа. Что, может быть, и в мире рассказа, и в реальности действуют одни и те же законы. И когда я нарушил эти законы в рассказе, события в реальной жизни не отразились. А правда, какое я имею отношение к выборам? Что я знаю о социальных механизмах, работающих в процессе агитации кандидатов? Ровным счетом ничего. Или другой пример: лотереи. Я же практически никогда в них не выигрывал. Вот это и есть жизненная правда. И мой герой также никогда не выигрывал, а я заставил его попасть в неестественное положение и выиграть некий куш. Это было далеко от жизненной правды и не смогло поэтому претвориться в действительности. А вот мозоли я натирал себе всю жизнь. И пожалуйста – натер их через два дня после своего описания.

Итак, я убедился, что повторяются только те события в рассказе, которые органичны для моей реальной жизни. Это меня расстроило, и в последующие несколько дней я к рассказу не возвращался. Однако надо было его завершать. По сюжету в последней части мой герой перебирает в памяти некоторые неприятные случаи из своей жизни. И даже теперь, вспоминая, он испытывает острое чувство стыда. Конечно, через пару дней и мне самому захотелось наложить на себя руки. Но теперь я понимал, в чем проблема, и просто вновь сделал небольшой перерыв.

Окончание рассказа мне не удавалось – вялое какое-то окончание. Мой герой сидит в кресле у окна в дождливый промозглый осенний день, смотрит на облетающие деревья и серые безжизненные дома напротив и ритмично постукивает пальцами по подлокотникам кресла. Я пробовал изменить конец рассказа, сделать его более динамичным, но не получалось. Правда, в одном варианте вышло неплохо. С новой строки я напечатал: «Когда жена позвала его обедать, она обнаружила его в кресле уже холодным, со счастливой улыбкой на лице». Напечатал, улыбнулся своему суеверию, кисло так улыбнулся и судорожно стер это последнее предложение. В конце концов завершил рассказ какой-то нейтральной фразой.

Еще несколько дней я проверял стилистику, правил текст, придумывал название. В общем, возился с рассказом. И все сильнее и сильнее хотел увидеть его напечатанным.

У меня есть несколько знакомых издателей. Один из них выпускает пухлую местную газету. Глупую, конечно. Иногда в ней помещают литературную страничку. Тоже местную и тоже глупую. Но мне так захотелось напечатать рассказ! И я пошел к приятелю. Тот встретил с улыбкой, угостил плохим кофе, забросал анекдотами такого же качества и, узнав о рассказе, выразил огромное нетерпение немедленно его напечатать. Он хлопал меня по плечу, орал, что и читать не будет, знает он меня, я плохого не напишу. И забрал отпечатанные мной странички, пообещав уже в завтрашнем номере устроить литературную вкладку, поскольку у него давно уже лежат чьи-то стихи, да вот не было хорошей прозы. А теперь есть.