Темная материя - Питер Страуб

— Да, скорее всего, я ошибся. Кажется, Грейс Фэллоу попросила нас приехать в октябре не девяносто шестого и не девяносто пятого. Это был восемьдесят шестой год.

* * *

«Ну, разумеется», — пробормотал я. В баре я тогда ничего не сказал, просто кивнул.

Много времени прошло, прежде чем я почувствовал, что могу выключить торшер и впустить в комнату будоражащую память темноту.

* * *

Наутро мы вновь отправились в больницу Ламонта и стали участниками события огромной важности. Но прежде чем я объясню, какого именно, мы перескочим сразу через четыре последующих дня, тоже напичканных событиями, пусть и менее значительными, но не менее поразительными для тех, кто при них присутствовал. Но на пятый день — из тех, которые мы пролистываем, — еще одно изумительное событие, точнее, несколько имели место, и все началось с объявления, которое сделал Дон Олсон за столиком в баре, поедая подрумяненные рогалики. Он сказал, что Говарду Блаю, источнику сенсаций, упомянутых выше, сообщили, чтобы не ждал сегодня своих друзей. В ответ на мой вопрос Олсон заявил, что у него для меня сюрприз. Но для этого мы должны ненадолго съездить в Милуоки.

— Что же за сюрприз?

— Узнаешь на месте. У нас есть небольшое окно. До Милуоки часа полтора езды, но на самолете — полчаса. Так вот, хоть и терпеть не могу летать, я забронировал дешевые билеты на эту новомодную авиалинию, «Изет Флайт Эйр». От тебя требуется только доставить нас в ближайшие сорок минут в аэропорт и заплатить денежки. В Милуоки можем взять машину напрокат. По идее, выиграем как минимум полчаса, и, если не ошибаюсь, ты уже почти согласился.

— С чего вдруг такая спешка?

— У человека, с которым мы встречаемся, мало свободного времени.

— А кто этот человек, ты сказать не хочешь.

— Теряешь драгоценные минуты, — сказал Олсон, поднимаясь и вытирая губы салфеткой.

Через пять минут мы ехали в аэропорт «Дэйн Кантри», а через двадцать пять я стоял в очереди у стойки регистрации и был единственным пассажиром без багажа. Все необходимое — маленький ноутбук и авторучка — уместилось в карманах куртки.

Дон Олсон из тех людей, которые умирают от страха с момента отрыва шасси и до приземления. Он исчез в недрах терминала в поисках конфет и журналов или еще чего-то, способного заглушить ужас. Поскольку было раннее утро, я надеялся, что таким средством не окажется пара стаканчиков виски. Или хотя бы не более пары.

Очередь ползла со скоростью фута в двадцать минут. Кассиры почти неотрывно таращились на мониторы. С их лиц не сходило выражение озадаченности. Они щелкали клавишами, качали головами и шептались. Время от времени щелканье, шепот и качание головами прекращались, и пассажирам вручали билеты и направляли к охране и зоне посадки. Я терпеливо ждал.

От нечего делать я развинтил авторучку, дабы убедиться, что она почти полная. Нагруженная тремя огромными сумками пара отчалила от стойки, и я продвинулся на полтора фута. Я сунул руки в карманы и посмотрел, не пора ли почистить туфли. Пока нет. Я выпрямился, глубоко вдохнул и выдохнул. Оба юноши за стойкой провели руками по стриженным бобриком головам, по-прежнему удивленные и озадаченные. Недобрый знак. Один долго стучал по клавишам, а потом наклонился к невидимому монитору и покачал головой.

Я обернулся и взглянул на людей в зале. Пассажиры входили и выходили, болтали по мобильным телефонам, стояли, опираясь на колонны, или сидели на своих сумках. Почти у каждого на спине или в руке был рюкзачок, и почти каждому на вид было лет сорок. Я попытался отыскать взглядом Олсона, но конфеты и журналы, по-видимому, продавались в другом конце терминала. Оглядев группу неопрятного вида молодых людей, занявших ряд кресел, я задержал взгляд на худощавом старике в черной кожаной крутке, легком свитере с завернутым высоким воротником и в джинсах. С первого взгляда я понял, что старикан не прост. Внешностью он немного напоминал актера. Густые седые волосы были зачесаны назад и падали ниже воротника куртки. Загорелое скуластое лицо, глубоко посаженные голубые глаза, а лет, наверное, от семидесяти до восьмидесяти пяти. И смотрел он на меня. То, что я заметил это, нисколько старика не взволновало. Он как ни в чем не бывало продолжал разглядывать меня, спокойно и невозмутимо, будто животное в зоопарке.

Я не понимал отчего, но взгляд старика досаждал мне и беспокоил. В его беззастенчивом внимании чудилась дерзкая снисходительность. Я чувствовал себя неловко и унизительно, очень хотелось, чтобы он нашел себе другую жертву. Вид он сохранял предельно самоуверенный. Пронзительно-синие глаза бесцеремонно пытались поймать мой взгляд.

Когда я отвернулся, показалось, будто оборвался провод под током. Молодые люди за стойкой вручили билеты и посадочные талоны двум девушкам. Очередь сократилась, к стойке пошел высокий длинноволосый мужчина с плохо замаскированной плешью. Шестифутовый рюкзак катился за ним на удобных колесиках, напоминая собаку на поводке. Я продвинулся еще на фут. Беспокойная семья — двое грузных родителей и четверо раскормленных отпрысков — с множеством набитых до отказа дорожных сумок с трудом протащилась через открытое пространство, окружила меня и тотчас начала препираться и спорить.

«Еще раз скажешь так, я уйду… Да я только пытаюсь… Почему ты никогда не слушаешь… Молли, если ты не прекратишь вякать… Зачем прекращать, если я не хочу… Да мне плевать, что при детях… Это, кстати, все из-за них…»

Спрятавшись за семейку, я проверил, смотрит ли еще на меня седовласый. К моему облегчению и удивлению, перед большими окнами его уже не было. Но я уловил движение, и сердце едва не выпрыгнуло из груди: старик шел ко мне. Он остановился и поднял руки.

— Вам что-то от меня надо? — спросил я. — В чем дело? Кто вы, Распутин?

Семейка почуяла разборку и притихла.

Мужчина улыбнулся. Улыбался он красиво:

— Вы ведь писатель Ли Гарвелл?

Изумленный, я кивнул:

— Это я, верно.

— Я читал все ваши книги. Прошу вас, позвольте мне извиниться. Я, наверное, показался вам очень невежливым.

— Что вы, все хорошо. Спасибо, что объяснились.

Пока мы разговаривали, молодые люди выдали еще один билет, и я продвинулся вперед. Седоволосый украдкой бочком подобрался поближе. Жуткая семейка волоком передвинула багаж, глазея на мужчину так, словно ожидала от него потрясающего фокуса. Он чуть склонил голову набок и уставился на меня выразительными глазами. Губы его скривились, лоб прорезали морщины. Я подумал: «Это еще не все, продолжение последует. Мог бы и догадаться». Я оглядел терминал, но Олсон, по-видимому, где-то нашел текилу.

— Я должен переговорить с вами, — мягко сказал человек. — Не могли бы мы отойти в сторонку? Это конфиденциально.

— Я никуда из очереди не уйду.

— Это вопрос вашей безопасности.

Прежде чем я успел возразить, мой почитатель опустил одну руку мне на локоть, вторую — на поясницу и сдвинул меня на полтора фута в сторону так легко, будто я был на колесиках.