Девочка из Франции - Жужа Тури

Жанетта, по-прежнему невесомая, летает над меловыми чертами и поет все ту же песенку, хотя с замиранием сердца ждет ответа Эржи. «Пролив Ла-Манш находится между Англией и континентом Европы. Самая узкая его часть — шириной в тридцать три с половиной километра; он соединяет Северное море с Атлантическим океаном». Какое облегчение! Лицо у сестры Анжелы сердитое. Ей приходится признать, что она ошибалась: в Венгрии живут вовсе не варвары — смотрите, эта Эржи Шоймоши прекрасно знает, где находится пролив Ла-Манш! Стефан в ванной комнате весь так и скрючился от смеха… а наверху, в воздухе, так тепло, так хорошо…

Жанетта долго не открывала глаз. Свернувшись калачиком под одеялом, она старалась не сделать ни одного движения, боясь спугнуть сон. Однако краски вдруг поблекли, картины, только что казавшиеся так тесно связанными между собой, потеряли смысл, и их место заступила действительность. Наверно, тетя Вильма вошла в комнатку Жанетты, выключила радио и накрыла ее одеялом. При слабом свете электрического фонаря, проникавшем со двора, комната была особенно уютной, а под одеялом так хорошо, тепло… И Жанетта в очаровании полусна еще раз со злорадством представила себе озадаченное лицо сестры Анжелы.

Так менялось настроение заброшенной на чужбину девочки. В худеньком теле трепетало взволнованное сердечко, то свыкаясь с новым, то изнывая от тоски по родине. Жанетта переходила от радости к отчаянию и была словно легкая лодочка в незнакомом море. Новая жизнь поражала неожиданностями, и в первое время Жанетте казалось, что всюду, куда ни ступи, ее ждет ловушка. Она стала осторожной, подозрительной, судорожно цеплялась за воспоминания о своем старом маленьком мирке, считая их самой прочной, незыблемой точкой опоры. Заметив, что в сердце ее просыпаются теплые чувства к тете Вильме, она с любовью и тоской обращалась к бабушке, мысленно беря ее под защиту, словно спокойная, рассудительная и такая добросердечная тетя Вильма, славная, любящая порядок женщина, уже самим своим существованием подчеркивала недостатки бабушки. Сидя в своей маленькой хорошенькой комнатке, Жанетта с тоской вспоминала темную и холодную трепарвильскую берлогу и упрямо твердила про себя: «Нам хорошо было, мы ведь не чванились всяческими коврами да картинами!..» Иной раз вечером, когда ее охватывало приятное волнение при мысли, что завтра она пойдет в школу и еще на шаг приблизится к вратам тайн, которые постепенно открывались перед ней, обращая загадочное в обыкновенное, она торопливо гнала от себя радость и, язвительно скривив губы, решала, что не пойдет завтра в школу, останется дома и напишет письмо трепарвильским друзьям. Чуть ли не от урока к уроку менялось и ее отношение к учительницам, к одноклассницам. Она по-прежнему молча наблюдала и держалась настороже. Она сидела рядом с Аранкой Пецели, на месте больной Каталины Бэде, и по ее равнодушному виду можно было заключить, что ее нисколько не интересуют все эти рассказы учителей на венгерском языке, хорошие или плохие ответы, школьный распорядок, новые для нее правила и отношение к ней девочек. Даже самой себе она не признавалась, что и во сне и наяву все это неотступно занимало теперь ее горячую головку.

Уже через несколько дней Жанетта поняла, что класс — это единое целое: у всех одни и те же права и одинаковые обязанности. Она заметила, что на первых партах сидят не какие-нибудь «чиновничьи детки», а близорукие или девочки небольшого роста. Уяснила она себе и задачи дежурных по классу. С удивлением она наблюдала, как девочки «подтягивают» друг друга, побуждают лентяек учиться лучше, помогают тем, кому трудно дается учеба, следят за порядком в классе, за чистотой. И Жанетте иногда казалось, что вокруг нее не одна, а десять, двадцать Роз Прюнье в красных галстуках. Из разговоров в классе она поняла, что в Венгрии вайаны называются пионерами, что пионерские организации охватывают всю страну и что работе пионеров учителя не только не препятствуют, но даже содействуют ей. В школе свою разнообразную деятельность пионеры обсуждали где-то на втором этаже, в «пионерской комнате», на собраниях, как большие. Узнала она также, что миловидная, симпатичная Эржи Шоймоши — «председатель совета пионерского отряда». Жанетта до тех пор повторяла эти слова про себя, пока не почувствовала, что язык привык к ним.

Жанетта познакомилась с учительницами. Они ничем не напоминали сестру Анжелу. Скучающее, равнодушное лицо девочки не выдавало, с каким нетерпением она ждет уроков Марты Зойом, которая преподавала венгерский язык и литературу, а также историю; никто не догадывался, какую нежную любовь питает Жанетта к тете Ирме, худенькой учительнице географии. Хоть она и в очках, но у нее такое молодое, почти детское лицо! Никто не знал и о том, что она со все возраставшим уважением слушает объяснения директора школы, строгой и так много знающей Илоны Авар, преподававшей физику. Когда та демонстрировала опыты в физическом кабинете, Жанетта смотрела на нее, словно на какого-то волшебника. Она с почтительным удивлением смотрела и на Илонку Шмит, которая в качестве ассистента кружила около директора, подавала ей то одно, то другое и помогала ставить опыты, с полуслова понимая самые различные ее указания. Илонка Шмит чувствовала себя в физическом кабинете как дома, открывала шкафы и ящики — словом, была в глазах Жанетты достойна зависти.

Жанетта все еще подозревала, что отец записал ее в какую-то очень привилегированную школу, и первый же урок физкультуры лишь укрепил это подозрение. Там, дома, они делали по утрам несколько вялых гимнастических движений прямо в классе; здесь же для уроков физкультуры был отведен специальный огромный зал. Чего там только не было! Просто дыхание захватывало при виде этих колец, «шведских стенок», мячей и многого, многого другого…

Каждый день приносил новые удивительные переживания, удивительные события. Мозг девочки до отказа был переполнен материалом, который ждал переработки. Поток новых впечатлений просто ошеломил ее. Ей ни к кому не хотелось обращаться с расспросами — она боялась, что над ее неправильной венгерской речью будут смеяться, и пыталась сама разобраться в смысле новых для нее явлений. Ощупью отыскивая дорогу, она потихоньку двигалась вперед, делая вид, что прекрасно все понимает и не нуждается в поддержке. Ведь она и дома, в Трепарвиле, ни в ком не нуждалась, не терпела вмешательства в свои дела — даже со стороны Розы Прюнье! А вот другие цеплялись за нее… Братья Вавринек были ее покорными рабами, а Мари Жантиль из-за дружбы с нею не раз получала подзатыльники от скорой на