Земля оборотней - Анна Гурова

Далеко им идти не пришлось.

— Вот они, что я говорил!

Вяйно остановился и указал себе под ноги. На песке, среди раздавленных маслят, отпечатались медвежьи следы. Едва заметные вначале, они с каждым шагом становились все более четкими.

— Дальше земля его следов не прятала…

— Не ходил бы ты дальше, сосед! — Тапио решительно остановился. — Видишь пригорок? За ним нас уже поджидают…

Вяйно посмотрел на Тапио с состраданием и полез на горушку.

— Вернись, старый дурень! — послышался сзади жалобный голос.

Но Вяйно его не слушал — он смотрел во все глаза. С медвежьими следами творились любопытные превращения. Еще пара отпечатков — и они вовсе перестали быть медвежьими. Теперь это были отпечатки сапог без подошвы, какие носили саами. Только едва ли среди саами нашелся быть хоть один такой великан…

— Он перешел границу в человеческом облике, а дальше пошел как обычный медведь, — вслух произнес Вяйно… и вдруг замер. Все его чувства обострились. Из-за горки медленно, вкрадчиво расползался сырой, мертвенный холод — ощутимое воплощение злой нечеловеческой воли Калмы. «А как же граница?» — подумал Вяйно.

И в тот же миг увидел, как с верхушки взгорка ползет вниз извилистая кромка инея. Там, где она проползала, пожухшая осенняя трава превращалась в длинные мерцающие кристаллы льда…

Мгновение Вяйно молча глядел на диво, а потом, не раздумывая, бросился наутек.

Наступление ползучего мороза остановилось, лишь поднявшись до середины осыпи. К тому времени весь овраг сверкал и искрился, словно волшебный сад ледяных фигур. Он был прекрасен, словно разрезанная надвое аметистовая щетка — любимое украшение похъёльцев. Застывшая красота, больше не подвластная времени…

— Вот о чем мечтает Калма, — проговорил Вяйно, глядя на ледяной овраг сверху вниз. — Превратить в такое весь мир.

— Стало быть, новая граница Похъёлы проходит здесь, — с вздохом сказал Тапио, стоявший рядом с ним. — Оттяпывает, значит, старуха от моих земель понемногу…

«И ты с этим уже смирился», — подумал Вяйно, а вслух сказал:

— Теперь мы убедились — Карху в самом деле пересек границу. Потом он обернулся медведем…

— Что же мне теперь, всех медведей проверять?

— А разве у Теллерво не все стада наперечет?

— Все лесные стада могу собрать только я, — высокомерно сказал Тапио. — Больше никто не имеет права прикасаться к моему ро…

Вдруг Тапио замолчал. Его брови сдвинулись к переносице.

— Ты это слышишь?

Издалека донесся низкий, гнусавый рев пастушеского рога. Даже не издалека — звук шел отовсюду. Казалось, что в рог дует сам ветер, что звук стелется по земле и многократным эхом отражается от облаков…

— Это же мой большой рог! — с возмущением воскликнул Тапио. — Да как Теллерво посмел без спроса…

— Веди нас скорее к усадьбе! — воскликнул вдруг Вяйно, бледнея. — Сдается мне, что в рог дует вовсе не Теллерво!

Калли восседал на спине огромного лося. По его лицу струился холодный пот, взлохмаченные волосы липли ко лбу. Левой рукой он цеплялся за лосиные рога, в правой с трудом удерживал волшебный рог Тапио. Куда бы ни упал его взгляд — со всех сторон он видел только серые и черные спины, горящие глаза, белые клыки. Сотни зверей, и с каждым мигом все больше и больше. Настоящее звериное море. Волки, волки… от щенков, что вчера резвились на поляне, до «сторожевых псов Тапио» — чудовищ размером с годовалого теленка. Орды хищников — и все покорно ждут его приказа… Или с радостью разорвут его, как только он выпустит украденный рог.

Калли было очень страшно, и этот страх опьянял его. Он чувствовал себя так, словно угодил в поток, и теперь этот поток уносит; словно его затянуло в мельницу и теперь перемалывает — а он уже ничего не может сделать. Только плыть по течению, только подчиниться жерновам, выполняя то, что начал. Ведь героем управляет судьба…

Калли понимал, что времени у него совсем мало. Скоро вернется Тапио — но пока он не вернулся, месть должна свершиться. Волчья армия ждет его приказа…

Калли последний раз протрубил в рог и заорал хриплым голосом:

— Вперед! На Калева!

Тот день в Калева не задался с самого начала. Хотя с утра небо затянуло тяжелыми серыми тучами, но долгожданный снег так и не выпал на распаханные поля — вместо него закапал мелкий дождик, а под вечер лег туман. Жители Калева понемногу занимались обычными делами, сидя по домам, а бесконечно долгий вечер понемногу переходил в дождливую непроглядную ночь. Как стемнело, деревню Калева охватило странное беспокойство. Казалось, оно затронуло всех — и людей, и скотину. В каждом хлеву раздавалось тоскливое мычание и блеяние. Несмотря на поздний час, в окнах горели огни — никто не ложился спать.

Еще в сумерках Антеро лично обошел частокол и приказал никому не выходить ночью за ограду. Впрочем, мог и не приказывать — желающих не нашлось бы. Дружно перетащили с обочины на дорогу рогатки, закрыли ворота, подперли их бревном. И начали ждать…

— Ты чего тут делаешь?! — рявкнул Антеро, неожиданно наткнувшись у ворот на женскую фигуру, приникнувшую к щели между бревнами частокола.

— А сам-то? — дерзко ответила тетка, поворачиваясь.

— Это ты, Локка, — с облегчением произнес староста. — Я-то так, прогуливаюсь перед сном. А ты, вижу, что-то высматриваешь снаружи?

— Высматриваю, — буркнула знахарка.

— Темно же, хоть глаз выколи. Скорее бы снег лег на поля…

— Мне свет не нужен, — загадочно ответила бабка.

Антеро бросил на нее понимающий взгляд.

— Ворожишь, что ли?

— Да тут и ворожить не надо, — Локка показала глазами в сторону леса. — Ты чувствуешь, да? Где-то в Тапиоле нынче бродит смерть…

Антеро мгновение помедлил, а потом сказал:

— Мне что-то тоже тревожно. Я сейчас шел от реки — и мне послышался звук пастушьего рога. И так он меня, знаешь ли, напугал — самому смешно…

— До смеха ли нынче…

Внезапно Локка умолкла на полуслове. Откуда-то издалека раздался тихий, заунывный, многоголосый вой.

— Волки! — воскликнул Антеро. — Должно быть, гонят лося…

— Собаки, — перебила его Локка.

— Что собаки?

— Молчат!

Антеро прислушался. Да, странное дело — деревенские собаки, которые, заслышав волка, обычно заливались свирепым лаем, теперь молчали. Зато с каждого двора разносился тоскливый рев скотины.

— Скотина гибель чует, — пробормотала Локка.

Волчий вой раздался снова. Антеро почудилось, что он стал громче. Или ближе.