Фабрика звезд по-русски - Дмитрий Серебряков

— Поясните этот пункт, Дмитрий Георгиевич. Я не понимаю.

— А-а-а, значит, ничего он не рассказал. Всё правильно я рассчитал. Умница. Это я про себя.

— Я повторяю: поясните.

— Я съездил во Владимир и немного его попугал. Стрельнул из арбалета. Не в него, рядом с ним. Позвонил, ещё попугал. И пообещал появиться снова и задать всего один вопрос.

— И появились?

— А как же!

— И он ответил?

— Обязательно.

— Хорошо. А вторая ниточка?

— Вторая — Настя, любимая девушка Владика Семенова. В том разговоре тоже несоответствие нарисовалось, как сейчас у нас с вами. Я вдруг понял, что о многом ее не спросил. Я, знаете, от женских слез теряюсь. И решил спросить.

— Но ведь не спросили.

— Верно, не спросил. И знаете почему?

— Почему же?

— В этот день уже в обед ее не было дома. Это случилось совсем недавно, в пятницу, двадцать девятого мая. Вы догадываетесь, где она была в пятницу?

— О, я-то думала… А это случайность.

— Вы ошибаетесь. Это не случайность. Это и не совпадение. Случайностей и совпадений в таких делах не бывает. Когда ищешь информацию, она непременно приходит к тебе в руки. Вы, конечно, скажете, мол, если бы я не позвонил, то… Но ведь я позвонил. Потому что искал, потому что хватался за любую возможность добыть хоть крупицу информации. Вы догадываетесь, что мне ответила ваша мама? Она ответила, что вы уехали во Владимир. И даже была столь любезна, что дала мне телефон родственников, к которым вы поехали в гости.

А поскольку у меня вот в этой самой машине — Совин кивнул на компьютер, — сидит база данных по телефонам Владимира, то я очень просто выяснил, что квартира родственников находится аккурат на той же лестничной площадке, где и квартира адвоката Сергеева. Андрея Игоревича. Такие дела, Настя.

Настя

Настя. Да, Настя.

Она ненавидела идеалы добра и света. При том, что вся жизнь ее родителей была насыщена именно этим. Идеалами добра и света. Благородством, рыцарством.

Пара типичных московских интеллигентов. Роман и Лариса. Оба из семей потомственных интеллигентов. Оба с высшим образованием. Отец работал в каком-то НИИ, Настя никогда не интересовалась даже, в каком именно. Мать — научный работник в каком-то музее.

Квартира, заполненная книгами и записями бардовских песен. Непременные выезды на Грушинские фестивали, куда с раннего детства брали с собой и единственную любимую дочурку.

Интеллигентские разговоры на кухне. Высоцкий, Жванецкий, Булгаков, Айтматов, Шукшин, Тарковский, Солженицын (об этом — шёпотом)… Да разве всех перечислишь!.. Множество выписываемых толстых литературных журналов. Непременные байдарки летом. Песни у костра. И все с дочкой, все для дочки.

Которая ненавидела все это с самого раннего детства. С того самого момента, как поняла, рано поняла, что за доброту и благородство награждаются только сказочные герои.

Она ненавидела этот убогий быт на две зарплаты по сто двадцать рублей (потом зарплаты росли в соответствии с инфляцией, но быт оставался таким же убогим).

Она ненавидела родительских друзей — бородатых интеллигентов с непременными гитарами и бредовой геолого-таежной романтикой, с идиотским «ветром дальних странствий» и прочей белибердой.

То есть Настю вполне можно было бы назвать культурным человеком. Если бы не одно обстоятельство: в культурном человеке есть и другие составляющие, а не только багаж знаний. Наверное, это можно определить как духовность, что ли…

Она ненавидела деток богатых родителей — своих одноклассников. За их богатство. Она ненавидела бедных. За нищету. Она ненавидела знаменитых артистов и особенно их детей. Она ненавидела бездарных певцов и певичек, наводнивших теле- и радиопрограммы. Бездарных — по ее мнению, но часто оно было достаточно объективным, отвечающим, скажем так, действительности.

Она любила себя.

Почему? Откуда эти чувства в девочке из благополучной, в хорошем смысле слова, семьи?

Да кто его знает?!

Яблоко иной раз падает так далеко от яблоньки…

Вся жизнь девочки была сосредоточена в ней самой. Она, только она, была центром своего мира. И она, именно она, считала себя достойной той светской жизни, которую вели люди из шоу-бизнеса — актеры, певцы, продюсеры и иже с ними.

Странным образом представления о светской жизни сконцентрировались на тусовке. Почему так? Ведь был мир банкиров, светская жизнь промышленников, развлечения «новых русских». Все так, но штука-то в том, что эти люди, за редким исключением, широкой публике не знакомы. На телеэкранах, на страницах «желтой» прессы мелькали только люди из шоу-бизнеса.

Странные убеждения для девушки неполных двадцати лет от роду. Тем более странные и непонятные для человека образованного, каковым Настя, без сомнения, и была. Литература, музыка, живопись… Она все это не любила. Но знала. Да и учеба на факультете русского и литературы давала и знания и умение мыслить. Короче, объяснить такую «жизненную позицию» невозможно. Остается только принять.

Или не принять.

Это уж как кому угодно.

С раннего детства девочка Настя никому и никогда ненависти и нелюбви своей не показывала, она изобрела для себя «концепцию добрых человеческих отношений». Несколько раньше нее этой концепцией стали пользоваться в управлении крупными зарубежными корпорациями. Но девочка узнала об этом гораздо позже.

Чего же хотела эта девушка? Она и сама толком не знала. А представляла это себе неясно: деньги, «экипажи, скачки, рауты, вояжи», как спел когда-то Владимир Высоцкий, поклонники, Канары, интервью, восторженная публика…

Но ни в каком виде искусства звезда из нее не состоялась бы. Это Настя понимала с полной к себе беспощадностью.

Что остаётся? Деньги.

Деньги.

Где их взять двадцатилетней девчонке? Но Настя верила, нет, не так — знала, была убеждена, что деньги у: нее будут.

Даже более того. Она их заработает. Сама. Своей головой.

Телом? Ни в коем случае! Хотя такие предложения и поступали. В разное время и от разных людей: от богатых сокурсников до водителей проезжавших мимо и внезапно тормозящих «мерседесов». Уж больно хороша была девушка. «От корней до самых кончиков».

Но продавать себя за деньги? Нет. Тогда она просто перестанет себя уважать.

Маленькая необычность для нашего довольно развратного времени: в свои девятнадцать с лишним лет Настя оставалась девушкой. В то время, когда её одноклассницы уже в седьмом классе начали — не все, конечно, — познавать радости плотских утех, по-детски открыто делясь подробностями, Настя решила: это не для нее. Когда-нибудь это случится. Но только с мужчиной ее мечты. Что представляло из себя существо, подпадающее под категорию «мужчина мечты», она не знала. Но верила: она поймет сразу, как только ЕГО встретит.