Пленница - Хизер Грэм

Она встретила его внимательный взгляд.

— Ты не смеешь так поступать!

— Не смею?

— Да, ты угрожал мне, склонившись над своим раненым другом, а потом пробрался тайком в мою комнату. У тебя повадки…

— Дикаря? — подсказал он.

— Не играй со мной!

Но Джеймс уже опустил девушку на кровать и накрыл своим телом.

— Но я ощущаю себя дикарем, — прошептал он. Его мужской запах одурманил ее, а жар груди опалил. Джеймс пробуждал в девушке желание, сладостные воспоминания, обещал несказанное наслаждение.

— Тогда тебе, может, лучше вернуться в лес?

— А может, и нет. По-моему, сейчас мое место здесь.

— И ты уйдешь, как только минует порыв. Он бросил на нее строгий взгляд:

— Тебе необходимо отправиться домой и помнить, что у меня ужасные манеры и мое место в лесу. Да, непременно запомни это!

— Не говори так! — воскликнула она. Когда Джеймс внезапно вскочил с постели, Тила задрожала от холода. Он заметался, как пантера, стремительный, стройный, грациозный. Потом сбросил с себя бриджи, сапоги и снова накрыл ее своим теплым телом.

Телом дикаря.

Джеймс никогда еще не овладевал Тилой так стремительно, не одарив ее ласками, с такой откровенной чувственностью. Девушке хотелось воспротивиться, и, разозлившись, она обрушила кулачки на его спину. Но тут же сдавленный стон вырвался из ее груди, и Тила еще теснее прижалась к нему. Наступавшая ночь обволакивала девушку, и под ее прикрытием она дала волю своим неистовым чувствам. Спустя какое-то время Тила ощутила, как Джеймс напрягся и вместе с его последним толчком тепло, словно расплавленная лава, заполнило ее. Она затрепетала от восторга и ослепительного наслаждения.

Джеймс крепко обнял ее, но вдруг вскочил, поспешно оделся и, оставив девушку в полном недоумении, стремительно исчез.

Дрожащая Тила, злясь на него и на себя, пошла к остывшей лохани. Умывшись холодной водой, она нетерпеливо растерлась и завернулась в полотенце.

— Будь он проклят! Будь он проклят! Будь он проклят! — твердила девушка. — Дело совсем не в том, что он дикарь. Это грубый и жестокий человек. Я ненавижу его и больше ничего ему не позволю! Не позволю! Не позволю!

Вытащив сорочку и панталоны из комода, Тила оделась, подошла к зеркалу, вытерла волосы и пригладила их.

Когда волосы высохли, она с яростью расчесала их щеткой. Ярость сменилась оцепенением, оцепенение — слезами. Нет, она не станет плакать. Надо одеться и спуститься вниз. А когда он появится в следующий раз…

Дверь почти бесшумно открылась и закрылась. Тила быстро обернулась.

Он вернулся. Сейчас Джеймс, одетый в свои, коричневые бриджи и белоснежную сорочку, выглядел истинным джентльменом. Аккуратно причесанные волосы ниспадали на плечи. Он стоял у двери — высокий, стройный, исполненный достоинства, серьезный и красивый. При виде его у нее мучительно сжалось сердце.

— Мне безразлично, что ты ощущаешь себя дикарем, но в мою комнату не смей входить без стука. Он пожал плечами:

— Я сказал брату, что ты не спустишься.

— А по какому праву ты сделал это за меня? Я спущусь к обеду.

— Едва ли. — Он направился к Тиле и улыбнулся, увидев, как угрожающе она подняла щетку для волос.

— Когда ты здесь, рядом со мной, и принимаешь участие в этой ужасной войне, я полон решимости говорить за тебя.

— Я спущусь.

— Не сегодня.

— Ты не смеешь повелевать мною! Ты пришел сюда как властелин, взял то, что тебе нужно…

— Я был очень, очень голоден… Слезы защипали ей глаза.

— Ты берешь то, что хочешь, — продолжала она, — и потом уходишь. Ты…

— Я пришел сюда, — перебил он ее, — и едва вспомнил о той, кто составляет смысл моей жизни, — о моей дочери. Это из-за тебя я едва вспомнил о ней.

— Ты мог бы сказать… хоть что-нибудь.

— Проклятие! Я же сначала пришел к тебе.

— Ты пришел ко мне узнать, нет ли в доме солдат.

— Ты первая, к кому я пришел.

Тила молчала, глядя на него. Он стоял так близко! Казалось, Джеймс заполнил ее всю, без остатка. Воздух в комнате был наэлектризован, словно в грозу.

— Когда ты проснешься, меня здесь не будет. Но до этого я намерен без устали твердить, чтобы ты уехала домой, оставила все это позади, убежала от меня. Вот чего я хочу от тебя. Сделай это завтра. После сегодняшней ночи.

— Уходи сейчас же!

Но Джеймс покачал головой, и, отчаянно вскрикнув, она обвила его руками. Он подхватил ее, крепко обнял и стал целовать — страстно, неторопливо, чувственно. Его пальцы скользнули по волосам, по спине Тилы к ее ягодицам. Джеймс прижимал ее к себе все сильнее и наконец понес ее к постели, неторопливо снял с девушки сорочку и панталоны, потом разделся сам. Каждое его прикосновение было невыносимо чувственным. Он нежно поглаживал ее кожу, ласкал грудь, целовал, обжигая горячим языком…

Всю ночь Джеймс держал Тилу в объятиях. Наслаждаясь каждой минутой, проведенной с ним, она боялась заснуть, но усталость взяла свое.

Уже задремав, девушка услышала его голос, горячий, решительный:

— Я не полюблю тебя, Тила, никогда не полюблю, не смогу! Уезжай домой, подальше отсюда. — Ее сонные глаза открылись, встретив его лихорадочный взгляд. — Уходи из моей жизни! — гневно потребовал Джеймс, но его губы вновь прижались к ее губам.

— Будь ты проклят! — прошептала она, прильнув к нему.

И снова он любил ее.

Но утром Джеймс исчез, как и предупреждал.

Дни шли за днями.

Поначалу Тила боялась, что объявится Уоррен и заставит ее уехать с ним. Но видимо, благодаря помощи доброго Джона Харрингтона он решил, что она смирилась с мыслью о замужестве. Девушка испытывала угрызения совести перед Джоном и часто размышляла о том, как все обернулось бы, если бы они познакомились при других обстоятельствах и далеко отсюда. До того, как она встретила Джеймса.

От отчима не было никаких известий, и Тила постепенно начала успокаиваться. В Симарроне ей жилось легко, и она радовалась тому, что рядом с ней Тара и Джаррет. Лето было напряженной порой во Флориде. Вместе с усилением жары возрастал и страх. Солдаты заболевали от укусов самых разнообразных насекомых. Тила знала об Этом от молодого капитана Тайлера Аргоси, служившего в окрестностях Тампы. При каждой возможности он спускался вниз по реке к Симаррону. Сначала Джаррет оберегал девушку от разговоров о войне и уединялся с Тайлером в библиотеке. Однако Тара всегда была рядом с мужем, и, когда Тила попросила рассказать, что происходит, та встала на ее сторону. Она убедительно заявила Джаррету, что если уж Тила вынесла жизнь с Майклом Уорреном, то такую сильную девушку ничем не испугаешь. Джаррет Маккензи задумался. У Тилы сжалось сердце, ибо он очень напоминал своего младшего брата! Порой у нее возникало ощущение, что Джаррет относится к ней с неодобрением. Потом казалось, что он понимает ее. Джаррет держался с девушкой как строгий отец, но Тара старалась все смягчить. Иногда поздно вечером, когда они все вместе сидели на крыльце и смотрели, как поднимается над рекой луна, Тила думала, что любовь, которая связывает ее с Симарроном, Тарой, детьми и самим Джарретом, разделяет и он. Джаррет не питал к Тиле неприязни, а просто боялся за нее и за Джеймса. Но при этом считал, что брат в отличие от девушки верно оценивает ситуацию. Ради брата и, возможно, ради самой Тилы он готов был защищать ее так же, как и свою семью.