Куриный бульон для души. 101 история о животных - Кэрол Клайн

Ричард изготовил для Мышутки, как мы назвали свою находку, проволочную клетку, для которой отвели место на кухонном столе. Я наблюдала за ней, чистя овощи, и обнаружила, что она меня просто зачаровывает: даже не догадывалась, что в обычной мышке может таиться столько интересного.

Ее детская шубка была тусклой, серо-стального оттенка, но вскоре сменилась рыжевато-коричневой с темно-серыми «носочками» и белыми «туфельками» на лапках. Я думала, что у мышей безжизненные и безволосые хвосты. Ничуть не бывало! Хвостик Мышутки был покрыт мехом, и она не волочила его за собой, точно кусок веревки: он всегда был упругим и напряженным. Иногда хвост вздымался за спинкой Мышутки, точно подрагивающий вопросительный знак.

Она умывалась, как кошка. Сидя на своей крохотной попке (она могла бы легко усесться на почтовую марку, не вылезая за ее пределы), мышка вылизывала бока, затем смачивала лапки, чтобы пройтись по ушкам, шее и мордочке. Она по очереди хватала свои задние лапки ручками, неожиданно похожими на обезьяньи, вылизывая свои длинные пальцы. Под конец подбирала хвост и, словно обгладывая початок кукурузы, мыла его по всей длине языком.

Всего за пару дней Мышутка стала ручной. Она тихонько теребила мои пальцы и барабанила по ним лапками, точно игривый щенок. Ей нравилось, когда ее ласкали. Если я брала ее на ладонь и нежно поглаживала указательным пальцем, она совершенно по-кошачьи поднимала головку, чтобы ее погладили по нижней челюсти. Потом ложилась на спинку, закрыв глазки, расслабив лапки и задрав кверху носик, явно пребывая в полном блаженстве.

Наша маленькая подружка спала поначалу в пластиковой чашке от термоса, выстеленной тряпочками, которые она зубами изодрала в пышную подстилку, нежную, как пуховик из настоящего пуха. Через некоторое время я заменила чашку половинкой кокосовой скорлупы, которую перевернула, вырезав в нижней ее части проход. Это был очень привлекательный мышиный домик в тропическом стиле. Мышутка от пола до потолка набила его пуховой подстилкой.

Клетка была снабжена прутиками для сидения и колесом для бега, в котором Мышутка пробежала множество лиг[7] в никуда. Ее спортивные способности были поразительными. Как-то раз я посадила Мышутку в пустое мусорное ведро, пока чистила ее клетку. Она совершила прыжок в высоту с места на сорок сантиметров, едва не достав до края.

Мышутка хранила запасы еды в маленькой алюминиевой банке, которую мы прикрутили к стенке клетки. Мы с Ричардом называли ее первым национальным мышиным банком. Если я сыпала в клетку канареечное семя, Мышутка трудолюбиво перетаскивала зернышки, набивая ими свои маленькие щечки и опорожняя эти «дорожные сумки» в банку.

Хотя Мышутка всегда находила себе какое-нибудь занятие, я опасалась, что ей, возможно, одиноко, и попросила знакомого биолога о помощи. Именно он в свое время определил пол Мышутки (для непосвященного задняя часть мышиного организма – штука такая загадочная!..), и он же организовал ей в качестве компаньона самца лабораторной мыши.

У нашего нового мыша было плотно сбитое тельце, безволосый хвост и характерный мышиный запах – в отличие от нашей Мышутки, которая, казалось, вообще ничем не пахла. Я назвала его Вонючкой и – не без сомнений – подсадила в клетку к Мышутке.

Вонючка слонялся по клетке, ни на что не обращая особенного внимания, пока не наткнулся на Мышуткины зернышки. И с энтузиазмом бросился в атаку на эти вкусности. Птицей слетев со своего насеста, Мышутка цапнула Вонючку зубами за хвост. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал набивать брюхо. Мышутка в отвращении ушла в свой домик.

С этого не слишком обнадеживающего знакомства началась и расцвела теплая привязанность. Две мышки спали вместе, свернувшись в клубок. Мышутка подолгу намывала Вонючку, прижав его к полу и меся лапками. Он платил ей теми же нежностями, хоть и с меньшим пылом. Свой истинный темперамент он приберегал для еды.

Однажды ради эксперимента я поставила Мышуткин «продовольственный банк» на пол клетки. Вонючка принюхался к отверстию в нем. Мышутка наблюдала за приятелем, нервно подрагивая усиками, и у меня возникло четкое ощущение ужаса на ее мордочке. Приняв решение с поразившей меня быстротой, Мышутка схватила клок подстилки и затолкала его в «банк», надежно перекрыв доступ к своему сокровищу. Это был блестящий ход. Обведенный вокруг пальца Вонючка побрел прочь.

Несмотря на их невеликодушные поступки по отношению друг к другу, я чувствовала, что Вонючка сделал Мышутку счастливой. Их встречи после разлуки всегда были радостными, Мышутка тут же бросалась чистить Вонючку со всех сторон, и было удивительно, что он после такого яростного вылизывания не разваливается на кусочки. Даже флегматичный старина Вонючка демонстрировал какое-никакое радостное возбуждение.

Я не заметила, в какой момент Вонючка заболел. Но однажды, спустя почти год после того, как он у нас появился, я увидела, что Мышутка сидит дрожа на своем насесте, тогда как обычно в это время ей полагалось спать. Я заглянула в клетку и обнаружила Вонючку мертвым.

Оставшись одиночкой до конца своих дней, Мышутка прожила в общей сложности больше трех лет. Это, как я полагаю, очень неплохой результат, поскольку срок жизни, который обычно отпускается мышам, намного меньше. Она не демонстрировала никаких признаков старения или слабости. А потом однажды я нашла ее мертвой.

Положив на ладонь ее почти невесомое тельце и неся его хоронить на лужайку, я испытывала искреннюю печаль. Мышутка столь многое мне подарила! Она будила мое воображение и приоткрывала для меня окошко в миниатюрный лилипутский мир. Мало того, бывали моменты, когда я чувствовала явственную связь между ее крохотным существом и своим собственным. Порой, когда я любовно касалась ее, а она в ответ теребила мои пальцы, было такое ощущение, словно между нами происходит обмен ласковыми сообщениями.

Я уложила тельце Мышутки в траву и вернулась в дом. Меня охватила печаль – не за Мышутку, а за себя. Размер друга никак не связан с пустотой, которую оставляет в душе его потеря. Я знала, что буду скучать по своей самой маленькой подружке.

– Еще одну коробку с котятами перебросили через изгородь, Дейв, – такими словами приветствовал меня один из наших волонтеров летним утром. Я мысленно застонал. Мне как основателю реабилитационного центра «Образы дикой природы» (Wildlife Images Rehabilitation Center) более чем хватало и диких животных, находившихся на нашем попечении. Но почему-то местные жители, у которых не хватало духу топить нежеланных котят в пруду, часто перебрасывали их через наш забор. Они знали, что мы попытаемся отловить их, кастрировать или стерилизовать и найти им дом через нашу сеть, состоявшую примерно из сотни волонтеров.

Улов того дня принес нам четырех котят. Мы сумели поймать троих из них, но один маленький негодяй ухитрился сбежать. На территории парка, без малого десять гектаров, мы мало что могли сделать после того, как котенок исчез, и, кроме того, многие другие животные требовали нашего внимания. Вскоре я уже напрочь забыл о потерянном котенке, погрузившись в ежедневные рутинные дела.