Елена Троянская - Маргарет Джордж

— Гермиона быстроногая, как ты, — сказала Клитемнестра. — Смотри, она сейчас перегонит Ифигению.

Обе девочки бежали изо всех сил, утопая в высокой траве. Я вздрогнула, вспомнив, как пострадала из-за своих быстрых ног.

— Мое время прошло, — вздохнула я.

Мне было очень жаль, что женщинам запрещено участвовать в соревнованиях после замужества.

Клитемнестра отказалась от протянутого мной бокала вина.

— Ты беременна? — догадалась я.

Она кивнула головой.

— Да. Агамемнон счастлив, он хочет сына и уже придумал ему имя — Орест, «покоритель горных вершин». Один Зевс знает, почему он выбрал такое имя.

— Наверное, он надеется, что имя определит судьбу ребенка. И Оресту покорятся самые высокие вершины.

Клитемнестра рассмеялась.

— Он хочет, чтобы его сын стал воином. Мне кажется, Агамемнон мечтает о войне. Без нее он скучает. Управлять страной в мирное время его не увлекает.

Большинство правителей мечтают о мире для своих народов, так я думала. Я была счастлива, что те пять лет, которые Менелай управлял Спартой, протекли в мире и спокойствии.

— Он очень тяжело переносит воздержание, понимаешь? — шепнула Клитемнестра.

Я понимала, что она имеет в виду, и снова меня укололо чувство то ли горечи, то ли зависти. Она имела в виду, как хорошо им с Агамемноном в спальне… Но лучше не думать об этом.

За все эти годы я ни разу не призналась Клитемнестре в своей холодности — мне казалось, это будет равносильно измене Менелаю. Что бывает между супругами по ночам — и чего не бывает, — касается только их двоих. Но притворяться было все труднее и труднее, особенно по мере того, как я превращалась в зрелую женщину: я должна была становиться более страстной и искушенной. До сих пор я справлялась с задачей, но притворство было мне ненавистно.

— Еще бы! — Я понимающе кивнула.

— Я боюсь, что он возьмет себе любовницу из служанок…

— Даже если так, он сразу ее бросит, как только ты разрешишься от бремени, — успокаивала я, на самом деле стараясь как можно скорее сменить тему разговора.

— А ты никогда не боялась, что Менелай возьмет любовницу?

— Я?

У меня кровь прилила к щекам.

— О, прости! — рассмеялась она. — Я и забыла, что ты у нас скромница. Ты никогда не говоришь на эти темы…

Клитемнестра помолчала и добавила:

— И все же, тебе двадцать один год, из них ты шесть лет прожила замужем. О чем же нам, замужним женщинам, говорить?

О чем угодно, только не об этом! — взмолилась я мысленно. Только не об этом!

— Как о чем? О детях… Ифигения очень умная девочка. А стихи, которые она сочиняет, когда играет на лире, — просто чудо. Мне кажется, ее вдохновляет Аполлон.

— Да, она с поэзией в ладах, — кивнула Клитемнестра. — Я очень рада: такой талант — большая редкость. Ты права, дар Аполлона.

Задыхаясь от быстрого бега, обе девочки подбежали к нам и бросились на одеяло.

— Всегда она прибегает первая! — сказала Ифигения, показав на Гермиону.

— Да, как ее мама, — ответила Клитемнестра. — Зато ты можешь делать то, чего не умеет она. Например, сочинять стихи и играть на лире.

Ифигения светло улыбнулась и отбросила прядку волос со лба. Она была славной девчушкой, с черными кудрями, как у отца, и светлой кожей, как у матери.

— Да. И мне это нравится больше всего на свете!

Гермиона потирала свои ободранные коленки. Она почти все время носилась по саду и к лире даже близко не подходила. Дядьям, моим братьям, очень нравилось учить ее скакать верхом и стрелять. Моя любимая кукла, которую вручила ей матушка, валялась без внимания.

Менелай обожал дочь, но считал, что со временем у нее должен появиться брат.

— Голубка моя!

Я наклонилась и взъерошила ее золотые, как у меня, кудри. Мы любили перепутать пряди волос и потом угадывать — где чья. Угадать, конечно, никогда не удавалось, но игра позволяла нам с новой силой ощутить, как мы близки.

Я посмотрела на Клитемнестру и заметила тень… Что-то гнетущее и подавляющее. Непрошеный дар священных змей открывал мне тайные побуждения человека. Я слышала отголоски его внутреннего голоса, эхо глубоко спрятанных помыслов.

Если б могла, я вернула бы этот дар обратно. Я не хотела его! Умоляю, змеи, заберите! С тех пор как змеи коснулись моих ушей и глаз, я слышала и видела много такого, о чем предпочла бы не знать, погружалась в тайны, о которых лучше не ведать.

Жрец сказал, что даров будет три. А пока проявил себя только один. Но я утешалась тем, что, может, одним все и ограничится.

— Клитемнестра, сестра! — еле слышно выдохнула я. — У тебя все в порядке?

— Конечно! Почему ты спрашиваешь? — удивилась она.

Значит, пока не сбылось. И надо молить Зевса, чтобы не сбылось. Но ее окружало плотное черное облако, я отчетливо видела.

Стояла зима. В море никто не рисковал выходить, корабли лежали на берегу, набитые камнями, чтобы их не унесло в море. Передвигаться можно было только по суше, но путешествовать по обледенелым скользким дорогам — невеликое удовольствие, и путешественников встречалось немного. Среди этих немногих оказались и мы с Менелаем: Агамемнон просил нас приехать в Микены. Зачем — мы не знали, письмо было туманным.

Земля оголилась, деревья стояли без листьев. Гермиона подергала меня за плащ.

— Мне холодно, — пожаловалась она.

Я сняла со своих плеч меховую накидку и закутала ее.

— Скоро приедем, — успокаивала я.

Она улыбнулась в ответ. Уже восемь лет, а для меня она все та же малышка.

— А зачем дядя Агамемнон зовет нас? — спросила она.

— Не знаю. Может, хочет сделать подарок.

— Я не хочу подарков от дяди Агамемнона. Он злой. А повидать Ифигению с Электрой хочу.

Надежды Агамемнона не оправдались, Клитемнестра снова родила девочку. Ее назвали Электрой — «янтарь», ибо глаза у нее были янтарного цвета. Ифигении было уже одиннадцать лет, но она по-прежнему с удовольствием играла с Гермионой, которая была младше. Я очень удивилась, когда узнала, что Агамемнон хочет выдать ее замуж. И за кого?

Показались каменные львы, охранявшие въезд в Микены. В лучах закатного зимнего солнца они отливали золотом. Меня охватывало чувство восхищения перед их красотой, но возникло непонятное чувство тревоги перед будущим. Я не любила Микены, хотя здесь были прекрасные виды на горы и на море. Дворец подавлял меня, подавляли высокие стены с крепостными валами, сложенные из огромных камней. В тяжелом и влажном воздухе я задыхалась.

Миновав львов, мы стали подниматься по крутой дороге к главному входу во дворец, который стоял на вершине горы.