Бесконечное море - Рик Янси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – с трудом выговариваю я. – Что там, в этом стакане?
– Ты параноик?
– Немного.
– Они просто взяли у тебя где-то пинту крови. Вот и сказали, чтобы я заставил тебя попить.
Я не помню, чтобы у меня брали кровь. Может, это случилось, пока я разговаривала со своим «отцом»?
– А зачем они брали у меня кровь?
Смотрит на меня как на пустое место:
– Дай-ка вспомню. Они ведь все мне рассказывают.
– И что тебе известно? Почему я здесь?
– Мне не полагается с тобой разговаривать, – поясняет он, а потом все равно продолжает: – Нам сказали, что ты – ВИП. Очень важный заключенный. – Трясет головой. – Я не врубаюсь. В старые добрые времена Дороти просто… просто исчезала.
– Я не Дороти.
Пожимает плечами:
– Я не задаю вопросов.
Но мне нужно, чтобы он на один ответил.
– Ты знаешь, что случилось с Чашкой?
– Убежала с ложкой. Так мне объясняли.
– Это была тарелка.
– Я пошутил.
– А я не поняла.
– Ну и пошла ты.
– Маленькая девочка, которую переправили сюда вместе со мной на вертолете. Она тяжело ранена. Мне надо знать: она жива?
Кивает с серьезным видом:
– Прямо сейчас этим и займусь.
Я все делаю не так. У меня вообще с людьми всегда плохо складывалось. В школе у меня было прозвище – Ее Величество Марика. Ну и еще дюжина вариаций на ту же тему. Может, не стоит выделываться?
– Меня зовут Рингер.
– Чудесно. Тебе, наверное, это очень нравится.
– У тебя знакомое лицо. Ты был в лагере «Приют»?
Он хочет что-то сказать, но осекается:
– Мне запрещено говорить с тобой.
Меня так и тянет спросить: «Так чего же ты долдонишь?» Но я себя сдерживаю.
– Это, наверное, хорошая идея. Они не хотят, чтобы ты узнал то, что знаю я.
– О, я знаю то, что знаешь ты: все – ложь, нас обманывает враг, они используют нас, чтобы уничтожить выживших и бла-бла-бла. Обычная белиберда Дороти.
– Раньше я так и думала, – признаю я. – Но теперь я в этом не уверена.
– Ты разберешься.
– Ага.
Камни, крысы и формы жизни, которые не нуждаются в физическом теле. Я разберусь, только не было бы поздно. Хотя, возможно, уже некуда спешить. Зачем они брали у меня кровь? Почему Вош оставил меня в живых? Что я могу ему дать? Для чего я им нужна? Или этот светловолосый парень? Или вообще кто-то из людей? Если они в состоянии создать вирус, который уничтожит девять из десяти человек, почему, почему не довести результат до ста процентов? И к чему вообще заморачиваться, если, как сказал Вош, для решения проблемы нужен один очень большой камень?
У меня болит голова. Все плывет перед глазами. Меня тошнит. Я уже стала забывать, когда четко соображала. А ведь это было моим козырем.
– Выпей ты этот чертов сок, и я пойду наконец, – говорит рекрут.
– Скажи, как тебя зовут, и я выпью.
Он не сразу, но все-таки говорит:
– Бритва.
Я пью сок. Он берет поднос и уходит. Теперь я хотя бы знаю его позывной. Маленькая, но победа.
Заявляется женщина в белом халате. Представляется как доктор Клэр. Темные вьющиеся волосы убраны назад, глаза цвета осеннего неба. Пахнет горьким миндалем, а это еще и запах цианида.
– Зачем вы брали у меня кровь?
Она улыбается:
– Потому что Рингер такая милая. Вот мы и решили клонировать еще сотню таких.
В ее голосе нет и нотки сарказма. Она отсоединяет капельницу и быстро отступает назад, словно опасается, что я прыгну с кровати и придушу ее. Мне приходила такая идея в голову, но я бы с большим удовольствием прирезала ее складным ножиком. Не знаю, сколько раз пришлось бы ее пырнуть. Много, наверное.
– А вот это не имеет смысла, – говорю я. – Зачем загружать свое сознание в тело человека, если вы можете клонировать сколько понадобится на своем корабле-носителе? Никакого риска.
Особенно если один из загруженных Эванов Уокеров влюбится в девушку земного происхождения.
– Верно подмечено. – И серьезно так кивает. – Подниму этот вопрос на следующем собрании. Возможно, нам следует пересмотреть всю тактику захвата. – Клэр отходит к двери. – Идем.
– Куда?
– Увидишь. Не бойся. Тебе понравится.
Идти недалеко, всего две двери по коридору. Комната свободна. Раковина, тумбочка, унитаз и душевая кабина.
– Ты когда принимала душ последний раз? – интересуется она.
– В «Приюте». Вечером, перед тем как пристрелила сержанта-инструктора по строевой подготовке. Прямо в сердце.
– Неужели? – спокойно так переспрашивает она, как будто я сказала, что когда-то жила в Сан-Франциско. – Полотенце – вон там. Зубная щетка, расческа и дезодорант – в тумбочке.
Остаюсь одна. Открываю тумбочку. Шариковый антиперспирант. Расческа. Небольшой тюбик зубной пасты. А вот нити для чистки зубов нет. Я надеялась, что будет. Две минуты прикидываю, сколько уйдет времени на то, чтобы заточить конец зубной щетки и сделать из нее реальное холодное оружие. Потом снимаю комбинезон и залезаю под душ. Я думаю о Зомби, но не потому, что стою голая под струями воды. Я вспоминаю, как он говорил о «Фейсбуке», ресторанах с автораздачей, звонках на урок и далее по списку: о жареной картошке, затхлых книжных лавках и о горячем душе. Поворачиваю кран, и вода почти обжигает меня. Наслаждаюсь этим ощущением, пока не собираются в гармошку подушечки пальцев. Лавандовое мыло. Фруктовый шампунь. Крошечный передатчик перекатывается у меня под пальцами.
«Теперь ты принадлежишь им».
Я швыряю шампунь о стену. Бью кулаком по кафелю снова и снова, пока не лопается кожа на костяшках пальцев. Моя злость больше, чем сумма всех моих потерь.
Вош ждет меня в комнате через две двери от душевой. Клэр перевязывает мне руку и уходит, и мы остаемся один на один.
– Ну и чего ты достигла? – спрашивает он.
– Мне надо было кое-что себе доказать.
– Что боль – единственное доказательство жизни?
Качаю головой:
– Я знаю, что жива.
Он глубокомысленно кивает и говорит:
– Хочешь ее увидеть?
– Чашка мертва.
– Почему ты так думаешь?
– Нет смысла оставлять ее в живых.
– Это верно, если исходить из предположения, что единственная причина сохранить ей жизнь – это желание манипулировать тобой. Воистину нарциссизм – диагноз молодых!