Путь к сердцу мужа - Инна Карташевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой, я вас умоляю, у нас в Греции все есть. Вот, тоже домашняя наливочка, лучшее лекарство от всех болезней.
— А Диме уж точно нужно самогончику.
— Вообще-то, я за рулем, да еще вон и Эльвиру везу.
— Ой, да мы все здесь за рулем, все везем кого-нибудь. Эля, ты ему разрешаешь выпить с нами вот эту живительную влагу?
— Кто ж я такая, чтобы вставлять вам палки в колеса? — удивилась Лиза.
— Ну, вот, я же говорил, Эля наш человек, — закричал довольный Борис и тут же налил Полонскому приличного размера рюмку.
— Э, — испугалась Эльвира теперь уже за своего босса и шепотом попросила Игоря. — Может, не надо ему столько наливать. Вы же знаете, что русскому хорошо, то немцу смерть.
— Ничего, он уже с нами пил, и все было в порядке, — успокоил ее Игорь, — корни-то у него хорошие, отсюда, а то, что он там жил, так это бес его попутал.
— Ну, я не понимаю, мы сегодня пить будем или нет? — возмутился Борис. — Так, тихо, я тост говорить буду. Мы пьем за то, что сегодня мы познакомились еще с одним хорошим человеком. Эля, это о тебе. Мы надеемся, что с этого дня она станет постоянным членом нашей дружной компании. Все. Теперь быстро выпили и за работу, а то женщины так распустились, что до вечера будут возиться.
— Что? Нет уж, давайте вы, мужики, начинайте резать мясо и на шампуры нанизывать. А то, я смотрю, что сами на работу не кидаетесь, — возмутилась Ирина.
— А что, еду готовить, уже не женское дело? — вяло попытались огрызнуться мужчины, но взяли ножи и занялись мясом.
— Эля, ты как насчет того, чтоб помочь салат резать? Не возражаешь?
— Я запросто, — весело ответила Лиза. — Только волосы сейчас подберу.
Привычным и каким-то необыкновенно женственным движением, она подняла волосы вверх и закрепила их заколкой в виде букетика голубых цветов. Полонский смотрел на нее и не мог оторвать глаз. Высокая прическа совершенно изменила ее лицо. Если раньше она была просто хорошенькой, то теперь стала красавицей. Лицо удлинилось, приобрело какие-то классические черты, стало видно, какая у нее нежная шея и как красиво лежат на ней каштановые завитки.
Почувствовав его взгляд, Лиза повернулась и встретилась с ним глазами. Он смущенно кашлянул и отвел в сторону глаза, не зная, что сказать. Лиза с трудом подавила приступ ликования.
Ничего, ничего, Дима, никуда ты не денешься, дорогой, будешь ты моим, хотя до этого еще не близко. Ты, видать, крепкий орешек, но и мы не лыком шиты, думала она, энергично расправляясь с овощами и одновременно смеясь над шутками, которыми Борис то и дело веселил народ. Да и все остальные не отставали от него. Компания подобралась на редкость остроумная, и Лиза веселилась от души. Теперь она понимала, почему Полонскому так здесь понравилось. Давно она уже не чувствовала себя так легко и свободно. Обычно она стеснялась, не знала, что сказать, как себя вести, а здесь все держались просто и естественно. Чувствовалось, что эти люди давно и прочно дружат, знают друг о друге все, и им нет нужды умничать, или строить из себя что-то особенное. Каждый говорил, что хотел, шутил, как хотел или как мог, и никто ни на кого не обижался, все радостно гоготали над каждым очередным приколом.
Но вот даже самые взыскательные признали, что все готово, и они, дружно усевшись за стол, принялись накладывать еду. Только сидевшая рядом с Лизой девушка ничего не брала, а грустно смотрела на ломившийся от угощения стол.
— Ты что, на диете? — удивилась Лиза, глядя на ее и без того стройную фигуру.
— Я коронки ставлю, у меня шесть зубов спилено, жевать не могу, — вздохнула та.
— Слушай, может, тебе пюре сделать или кашу какую-нибудь сварить? — сочувственно спросила ее Ирина. — Ты ведь не можешь сидеть голодная.
— Что ты за нее волнуешься, что ты за нее волнуешься, — немедленно влез Борис. — Она же со своей мясорубкой приехала, я видел. Сейчас как начнет молоть, вы еще с зубами за ней не угонитесь.
Все так захохотали, что из кухни прибежала запоздавшая жена Игоря и стала спрашивать, что же такое смешное Борька опять сказал.
— А ты что не слышала? — недовольным тоном спросил Борис.
— Как я могла слышать? Я же в кухне была.
— А ты, мать, случайно не глухая? Точно, она же глухая. Господи, ну вы только посмотрите, кого они сюда притащили: одна беззубая, другая глухая. И вот с такими убогими я должен развлекаться.
Он схватился за голову и застонал. Ему, хохоча, налили, и он выпил свою рюмку залпом, заявляя, что пьет исключительно с горя.
Все уже дружно накинулись на еду, как вдруг Валера потребовал тишины и вытащил листок бумаги.
— Ира, — торжественно начал он, — так получилось, что впервые за много лет я не был на твоем дне рождения, так как был в отъезде. Но я написал для тебя стихи, и если сейчас эти люди замолчат, я их тебе прочитаю. Имей в виду, наш общий подарок тебе вручила моя жена, а это только от меня.
И он торжественным голосом начал:
От всей души сказать желаю
Все, что на сердце у меня.
Ирина, ты нам мать родная,
Не мыслю без тебя и дня.
Среди веселых, остроумных
И, в общем, преданных друзей
Прошло так много легких, трудных,
Хороших и не очень дней.
Но коль случаются невзгоды,
Как, в общем, и в любой судьбе,
То с каждой новою заботой,
Как к Ленину, идем к тебе.
Ты выслушаешь, пожалеешь,
По-матерински пожуришь.
Всегда накормишь, обогреешь,
Всегда за жизнь поговоришь.
И все печали забывая,
Вернуться вновь готов к борьбе.
Ирина, мать наша родная,
Что пожелать хочу тебе.
Всегда здоровой быть и стройной,
И быть счастливой много лет,
Быть членом общества достойным,
И держать в руках своего болтливого мужа
Вдруг неожиданно закончил он.
— Э, — немедленно встрепенулся Борис, который умиленно выслушивал дифирамбы своей жене, одобрительно кивая головой, — там что, такое написано? А ну, давай сюда.
Он вырвал лист у хохочущего Валеры, разгладил его, и, найдя нужное место, торжествующе закричал:
— Ну, ты и брехун, Валерка. Сейчас я сам прочитаю конец. Он приосанился и с пафосом прочитал последние строчки.
Быть членом общества достойным,
Нести друзьям тепло и свет.
Все дружно зааплодировали, а Борис стал важно раскланиваться, как будто это были его стихи.
— Э, ты чего кланяешься, самозванец? — закричал Валера. — Это мои стихи, а не твои.
— На, бери их себе, — сунул ему лист со стихами Борис. — И, между прочим, как большой знаток поэзии и, кстати, человек с тонким художественным вкусом, могу тебе сказать, что стихи твои посредственные, дилетантские и не идут ни в какое сравнение со стихами Пушкина, Байрона и Томаса Блейка.