Дочь врага для Темного - Юлианна Орлова

Болезненная судорога прошлась по лицу Никиты. Видно было, что каждое мое слово приносило боль, но я не смогла бы ответить на эти чувства. Никогда. Ни в какой мере.

— Кто он? Ты с ума сошла, Надя?! Он украл тебя и брал насильно, а ты думаешь сейчас о Рашидове? Ты не видела, в каком состоянии я забрал тебя, ты не видела своих глаз. Я думал, что потерял тебя навсегда. Да я чуть не убил его, и, поверь мне, я убил бы его без раздумий. Если бы не ты, я бы не мешкал, Надя. Но теперь это неважно. Ему и так недолго осталось…

Как будто обухом по голове хлопнули. Что значит недолго? Язык противно прилип к небу, я через силу выдала:

— Он тут не причем. Что ты такое говоришь?! Что с ним, немедленно скажи мне, черт возьми, что с ним?! — я вцепилась в плечи Никиты и начала трусить его изо всех сил, на которые еще была способна.

Если с ним что-то случится, я этого попросту не переживу.

— Только не говори мне, что ты влюбилась в своего насильника. В того, кто украл тебя, чтобы надавить на оппонента, — глаза метали молнии.

— Он не насиловал меня, я была с ним по своему желанию, и он не знал, кто я. Не знал, ясно тебе или нет?! Я люблю его, люблю. Он просто поверил не тому человеку! — я кричала уже сквозь безумные всхлипы, неконтролируемая истерика и паника вылились во что-то настолько глобальное, что в глазах Никиты промелькнул ужас.

— Успокойся, — он обхватил мою брыкающуюся фигуру двумя руками, но вся так же продолжала вырываться. Тошнота усилилась. Стала безумной. Я зажмурилась и начала часто дышать.

— Нет, я не смогу успокоиться, зная, что человек, которого я люблю, в опасности. Он не при чем. Никогда, Рашидов ни единого раза не сделал мне больно! — задыхаясь, кричала на брата.

— Почему тогда я застал тебя с ним в таком состоянии? — потерянным взглядом наградил меня Никита.

— Он думает, что я предала его. Но предатель его друг. Кто мне поверит, если факты вещь упрямая. Я дочь врага. Никита, пожалуйста, предупреди его, что это отец и Николин все подстроили. Предупреди, — я схватила его за лицо и шептала как мантру, как молитву. — Если ты меня по-настоящему любишь, пожалуйста, не дай навредить ему, — слезы продолжали капать, я прикусывала губы в ожидании ответа. Я понимала, что поступала подло. Манипулировала, но в моем состоянии не понимала, куда двигаться и как.

Никита молчал, черты лица заострились, я понимала его шок. Видимо, ему ситуацию преподнесли под другим соусом. Он выдавил из себя вопрос, но я чувствовала, что сказать хотел явно не это.

— Что значит отец?

— Я оказалась тогда в клубе неслучайно. Мне пришло сообщение от тебя, а там ждал нужный человек…Я слышала разговор Николина с отцом, надо найти способ доказать мою непричастность. Никита, Арслан не такой плохой человек, как ты думаешь. Он защищал меня, он заботился, он спас меня бесчисленное множество раз, хотя мог оставить умирать. Он не зло, — брат меня отпустил, продолжая рассматривать как будто в первый раз.

А я больше не могла терпеть то, что сейчас со мной творилось. Это противный привкус во рту становился отвратным.

— Мне надо в уборную, — пролепетала не своим голосом. Я выпуталась из оков одеяла и на нетвердых ногах пошла в туалет. Мне казалось, что сейчас я просто выверну все содержимое наружу прямо на ходу.

Столько раз меня выворачивало наизнанку, что не счесть. Никита молча подошел сзади и удерживал слабое тело так, чтобы я окончательно не упала лицом в унитаз. Слабость усиливалась с каждым позывом рвоты. Когда все закончилось. Он спросил меня только одно:

— Ты можешь быть беременной?

Когда у меня в последний раз были месячные? Так давно, что и не счесть. Страх противными щупальцами прошелся по спине.

Мы не предохранялись, Арслан часто срывался, так что да. Я могла быть беременной.

— Не знаю, — обреченно выдала, на что Никита саданул кулаком по стенке. Сбивая руки в кровь снова.

В тот день он ушел, оставив меня наедине со своими страхами. Я не знала, смогла ли достучаться до него, не знала, по сути, ничего. Моя комната была заперта, окно на проветривании. Но не стала бы я сбегать с третьего этажа по веревке?

Даже горько усмехнулась от своих больных мыслей.

Наш разговор с Никитой наложил на меня свой отпечаток. Я свернулась калачиком на кровати и уже атаковала свой мозг всем сразу. Страхом за Арслана, за Никиту, догадками о том, что может случиться с ними и нами, подозрениями в беременности. Все скопом, вихрем кружило в воспаленном мозгу. Потому, когда Никита молча пришел под вечер с пакетом тестов на беременность, я не сразу поняла это. Только после касания теплой ладони к щеке.

— Сделай, — одно слово и протянутая рука.

Пульсация в голове усиливалась с каждым моим движением. Я не помнила себя, когда делала все четко по инструкции на упаковке. Не помнила, как ждала результат.

Зато я на всю жизнь запомню тот момент, когда мои глаза напоролись на две полоски на тесте. И я запомню расширившиеся от ужаса глаза Никиты. В них было так много боли, ненависти и неприкрытой злобы, что меня отшатнуло.

— Ты хочешь этого ребенка? — он жестко зафиксировал мой подбородок, пока я вся тряслась, как осиновый лист.

Я бы никогда не смогла причинить своему ребенку вред. Никогда. Сил на ответ не было, я плакала и кивала.

— Значит, ты прекращаешь истерику и делаешь то, что я говорю.

Голубые глаза задержались на моих губах на мгновения. Я думала, что Никита снова мог бы сорваться. И тогда я бы просто распалась окончательною, но он прикрыл глаза, столкнулся лбом с моим и отпустил меня.

РАШИДОВ

Я не мог до конца поверить в то, что случилось. Не мог. Даже когда увидел долбанные бумажки со всей инфой на Надю. В глазах плыло от гнева, но я упорно не хотел верить. Ебучие камеры во всем доме решили для меня вопрос окончательно. Бесповоротно.

Она рылась в моих вещах, она не просто так там оказалась, она зашла в библиотеку и нашла тот чертов телефон, припрятанный как раз на непредвиденный случай. И она, конечно, благополучно слила всю инфу, пока я даже не подозревал о случившемся. Пока сидел с Бродягой и обмозговывал, к кому можно пойти еще в поисках поддержки. Ведь война была на подходе, а в таком деле мне нужна была поддержка не только наших, но и чужих, которые были не готовы к новым волнениям. Я и так у них ассоциировался исключительно с неспокойными временами.

Мозг опять как будто специально подкидывал картинки ладного тела.

Пришлось проморгать, чтобы снять наваждение. Камера для предварительного заключения напоминала отстойник. Удушливый запах сырости и металла выедал легкие.

— Блядь, — сморщился, глотая вязкую слюну. Синяки на теле ныли, ну еще бы. Цепные псы Макарского сработали четко, опрокинули мордой в пол и пустились во все тяжкие.