Подземелья Дикого леса - Колин Мэлой

Как раз это значительно добавляло беспокойства.

Пока они собирались, Кертис почти не разговаривал с Прю. Она видела, как во взгляде друга плещется досада, и понимала, что он едва сдерживается, чтобы не сорваться на ней. В конце концов, это по ее вине они покинули укрытие. Но какая разница, если Доналбейн все равно раскрыл бы их тайну — и что было бы тогда? Нет, по зрелом размышлении Кертис сердился на самого себя за то, что ушел из лагеря в тяжелую минуту. Бросать семью — это не по-разбойничьи. А разбойники теперь и были его семьей.

Над далекими вершинами Кафедральных гор собиралась буря. К тому времени, как они сели на лошадей и спешно распрощались с толпой перед фасадом управы, горные пики скрылись в темных тучах. На плечах у детей были плотные шерстяные накидки, которые им дал один из фермеров. Приближалась полночь, и краешек луны выглядывал из-за облаков, будто мертвенно-белый глаз. Пришпорив лошадей пятками, путники галопом устремились к Длинной дороге.

Занесенный снегом путь был пустынен — ни следа дневного оживления. Прю ехала позади, потому что всякий раз, как она пыталась поравняться с другом, тот подгонял коня и вырывался вперед. Они не разговаривали, а когда наконец остановились — напоить лошадей да подкрепиться припасами из рюкзака Прю, — стояли в неловком молчании, и Кертис не поднимал глаз от земли.

— Кертис, — отважилась наконец она, — все будет хорошо. Мы успеем.

Он не ответил, только бросил в лес недоеденный огрызок яблока и снова забрался на свою гнедую кобылу.

— Залезай, Септимус.

Крыс переглянулся с Прю, пожал плечами и запрыгнул на лошадь Кертиса. Девочка, опечаленная молчанием друга, тоже послушно села в седло.

На хребте, который разделял северные и диколесские земли, разыгралась буря, существенно затруднившая продвижение. Видимость была почти нулевая, впереди клубились сплошные белые облака. Путники плотно обернули лица накидками, чтобы оградить их от снега. На обочине дороги возникла межевая пирамида из камней, а рядом — хижина для путников, из окон которой лился свет. Когда они проезжали мимо, оттуда вышел человек и пригласил их переждать бурю. Но стоило Прю заикнуться Кертису об этом, и мальчик пригвоздил ее таким взглядом, что сразу стало ясно, как он относится к этой идее. Она поблагодарила незнакомца, еще туже обмоталась накидкой и продолжила путь.

Ехали всю ночь. Прю дремала в седле, и тут Септимус, бежавший по ветвям впереди, окликнул их. Он заметил одну из запасных троп, по которым разбойники возили провизию. Молчаливо свернув с дороги, они углубились в лес. Тьма постепенно рассеивалась, уступая зловещей пелене света, который начал обрисовывать засыпанный снегом мир вокруг. Наступление утра заставило Кертиса снова заторопиться; вглядываясь в лес со всех сторон, он погонял лошадь снова и снова, хотя было очевидно, что животное отчаянно нуждается в отдыхе.

— Ты чего? — спросила Прю сквозь туман усталости. Мальчик не ответил. Довольно долго они следовали по тропе и наконец добрались до зарослей гаультерии и ежевики, за которыми скрывался вход в лагерь разбойников. Септимус стоял там, ожидая их.

— Гляньте-ка, — сказал он.

Кто-то — или что-то — проделал в зеленой гуще ветвей огромную дыру, и Кертис, едва увидев ее, соскочил с лошади. В воздухе висел резкий, терпкий запах дыма. Всадники без слов поняли: слишком поздно.

За стеной кустов, где зеленая, покрытая мхом земля резко сменялась обрывистым каменистым склоном, снизу поднимались черные клубы едкого дыма. Не теряя ни секунды, ребята спустились по веревке на платформу, от которой через бездну шел веревочный мост. Светильник на той стороне не горел.

— Что случилось? — выдавила Прю. — Где все?

Пробежав по мосту, они обнаружили, что фонарь, которым возвещалось о прибытии посетителей, валяется на земле кучкой искореженного железа и разбитого стекла. Прю провела пальцами по царапине на деревянных перилах: потертую коричневую поверхность исполосовали белые рубцы. Кое-где виднелась кровь. Из лагеря, начинавшегося за переходом, не доносилось ни звука.

— Нет, нет, нет, нет, — без перерыва бормотал Кертис.

Они ступили на переход, не зная, что ждет их дальше, но добрались только до восточной башни — веревочный мост был оборван, дорога дальше отрезана. Ночной снегопад практически скрыл собой множество следов, укутав все вокруг белым покрывалом. С их наблюдательного пункта было видно, что черный дым поднимается из пещер в каменистом склоне. В отдалении пылала лестница; деревянное сооружение, превратившись в кучу обгорелых досок, тлело в холодном воздухе. Раздался щелчок, и Прю, обернувшись, успела заметить, как одна из тарзанок оборвалась и со стуком упала вниз. Огонь в последний раз лизнул то место, где веревка крепилась к платформе, и крепеж, сорвавшись, тоже полетел в провал.

— Брендан! — крикнул Кертис, сложив ладони рупором. Ответа не было. — Эшлин! Кто-нибудь! — Снова тишина.

Септимус бросился по пеньковому тросу вниз, на другой уровень, и вскоре оттуда раздался его голос:

— Никого! Ни души!

Впервые в жизни Прю услышала в его голосе искреннюю тревогу.

— Может, они успели уйти раньше, чем напали лисы, — предположила она. Кертис продолжал ее игнорировать. — Слушай, не может быть, чтобы они не перехитрили этих кицунэ. Они наверняка ожидали нападения. Может, это все просто для вида.

— Для вида? — повернулся к ней Кертис. — Издеваешься? Ты хоть представляешь, сколько времени ушло на постройку лагеря? Месяцы и месяцы беспрерывного труда. Нет, здесь была битва, и эта битва разрушила дом. Мой дом. — Он оперся спиной о перила башни, скрестив руки на груди, и спрятал подбородок в накидку так глубоко, будто пытался залезть туда целиком. Прю бессознательно отступила на шаг.

— Мне очень-очень жаль, что так вышло.

— Это все я виноват, — сказал мальчик. — Я должен был быть здесь. С ними.

— Это я тебя увела. Нужно было оставаться тут, как хотела Ифигения.

К щекам Кертиса прилил гневный румянец.

— Да! Вот именно! Это и правда ты виновата. Я говорил, что надо остаться. Говорил, что нам сказали делать. Но тебе обязательно надо было сбежать!

— Ты мог и остаться, — ответила Прю, неожиданно задетая обвинением. — Я же тебя силой за собой не тащила.

— Но разве у меня был выбор, по-хорошему? — Он оттолкнулся от опоры и выпрямился перед ней. — Все всегда вертится вокруг тебя, разве нет, Прю? Великая Прю Маккил. Всегда знает, что делать. Всегда главная. Тебя вообще не волнует, что другие думают, да?

— Неправда. И ты сам это знаешь.

— Ха! — фыркнул мальчик. — Я жил в твоей тени с той самой секунды, как мы вошли в лес. Ты прешь, как паровоз, ничего не оставляя на своем пути.

От таких слов на глазах у Прю появились слезы. Но Кертис не сжалился.

— А мы все должны из кожи вон лезть ради тебя. У меня тут была семья, Прю. Друзья. А теперь что с ними? Я их бросил. — Говоря, он яростно бил себя ладонью в грудь. — Да ты даже не знаешь, что это такое. Где твои друзья, а, Прю? Они у тебя вообще есть? Я единственный остался? Да? — И когда она не ответила, он добавил: — Ничего удивительного.