Зимний дом - Джудит Леннокс

— Робин, что с тобой? Что случилось?

Девушка быстро рассказала о том, как Лили умерла у нее на руках.

— О боже… Бедный ребенок.

— Джо, ей было всего три года! Такая чудесная малышка… — Она начала тереть мокрые глаза. — Я чувствую себя такой никчемной…

— Ты не никчемная. Вспомни о своей работе. Обо всем, что ты сделала…

— Я ничего не делаю, Джо! — свирепо оборвала она. — Никто из нас ничего не делает! Мы ходим на собрания, подписываем петиции, пишем брошюры, но не делаем ничего! Или, по-твоему, я не права?

Их взгляды встретились, и Робин увидела в глазах Джо мрачную и горькую правду. А потом он сказал:

— Почти права. Конечно, мы с Фрэнсисом никчемные бездельники. Мы только болтаем. Болтаем без конца. — Джо покачал головой и пошарил в кармане, разыскивая сигареты. — Я не могу найти то, за что стоит бороться. А Фрэнсис… Несмотря на все его амбиции, я сомневаюсь, что он способен долго хранить верность какой-нибудь идее. — Он раскурил две сигареты и протянул одну из них Робин. — Но ты что-то делаешь. Заставляешь людей садиться и слушать тебя.

Она попыталась объяснить:

— Это я во всем виновата, Джо. Я не приходила к Льюисам несколько недель. Была слишком занята приемами и вечеринками, — хрипло добавила она.

Джо затянулся сигаретой и внимательно посмотрел на девушку.

— Если так, то… — Он запнулся.

— Что, Джо?

— Если так, то все зависит от силы твоего чувства к Фрэнсису, правда?

Вопрос был риторическим. Робин хорошо изучила себя за последний год и понимала, что эти чувства написаны у нее на лбу. Она желала Фрэнсиса так, как не желала никого в жизни.

— Ясно. Я не осуждаю. — Выражение глаз Джо было непроницаемым. — Раз так, тебе придется общаться с ним постоянно. Насколько я знаю, он только об этом и мечтает.

Горничная помогла Майе надеть вечернее платье: шелковое, скроенное по косой, плотно облегавшее ее идеальную фигуру. Майя расправила на бедрах прохладную скользкую ткань и посмотрела в зеркало. Платье было кобальтово-синим, более глубокого оттенка, чем ее глаза. Она подняла волосы и собрала их в гладкий темный узел.

— Спасибо, — сказала довольная Майя и отпустила горничную.

Было почти семь. Она еще раз посмотрела на себя в ручное зеркало и спустилась в гостиную.

— Здравствуйте, Чарлз, — сказала она и позволила Мэддоксу поцеловать ее в щеку.

Чарлз Мэддокс работал в агентстве, занимавшемся рекламой торгового дома «Мерчантс». Майя позволила их отношениям быстро перерасти из деловых в дружеские. Пора было вновь завоевывать себе место в обществе. Доступ в мужские компании, основанные на клубах и пивных, был Майе закрыт, а на ужины с танцами, где обычно и делались дела, ее, вдову, не приглашали. Для этого требовался спутник, а Чарлз Мэддокс был спутником не только красивым, но и завидным.

Именно благодаря Чарлзу она получила приглашение на коктейль — первый после смерти Вернона. В машине Чарлз рассказывал Майе про своего университетского профессора.

— Думаю, старый Хендерсон слегка опешил, когда я подался в рекламу. Но я не выношу академическую среду. Понимаете, Кембридж всегда напоминал мне монастырь.

У него были чарующая белозубая улыбка, темные кудри и гладкий лоб без единой морщинки. Какой красивый мальчик, вновь подумала Майя. Двадцатипятилетний Чарлз был на три года старше ее, но намного младше по жизненному опыту.

— Он простил вас? — спросила Майя.

— Мой профессор? — Чарлз затормозил и остановил машину у большого, ярко освещенного дома. — Думаю, да. Он постоянно пилит меня за то, что я зарываю в землю свой талант, но, похоже, смирился с этим.

Майя улыбалась, однако не слишком прислушивалась к его словам. Когда Чарлз открыл пассажирскую дверь, взял свою спутницу под руку и повел к парадному входу, она снова почувствовала дрожь ожидания.

Ее представили гостям, и Майя узнала несколько знакомых лиц. Кое-кто обедал у них, когда Вернон был жив. Нет, не профессора. Она вспомнила управляющего банком и пару мужчин, которых Вернон знал по гольф-клубу. Майя скромно улыбалась, но чувствовала, что ее тоже узнали.

И видела в их глазах желание. Обведя опытным взглядом гостиную, Майя сразу поняла, что она здесь самая нарядная. И самая красивая тоже. В ней говорило не тщеславие, а холодное и объективное знание своих преимуществ. Мужчины улыбались ей, приносили напитки, спрашивали, не холодно ли ей в открытом платье без бретелек. Их жены, большинство которых было вдвое старше Майи, с фигурами, обезображенными родами, смотрели на нее с завистью, неодобрением или осуждением. Но Майя и бровью не повела: эти мужчины обладали влиянием и властью, которой у их жен не было.

— Майя…

Она посмотрела на Чарлза и улыбнулась. Их взгляды встретились, и Майя поняла, что этот мальчик влюблен в нее.

— Ох, Майя… — прошептал он.

— Ох, Чарлз, — насмешливо ответила она.

Но потом сжалилась и вышла с ним из многолюдной гостиной в оранжерею. За стеклянной стеной раскинулся сад, залитый лунным светом. Кусты и деревья казались серыми тенями.

— Чарлз, я думала о том, какой вы умный, — сказала она.

— А я думал о том, какая вы красивая.

Руки Мэддокса легли на ее бедра, и Майе понадобилось собрать всю свою волю, чтобы не отстраниться. Если бы Чарлз понял, что его прикосновения ей неприятны, она бы потеряла его.

— Дорогой, нет ли у вас сигареты? — небрежно спросила она. — Что-то голова разболелась.

Чарлз достал сигарету, раскурил и передал ей.

— Принести вам воды?

Майя до смерти испугалась, поняв, что он хочет ее поцеловать.

— Лучше джина с тоником.

Когда Мэддокс вернулся с бокалом, она сказала:

— Сегодня у меня был тяжелый день. Немудрено, что голова раскалывается.

— Вам нужно немного отдохнуть.

Майя рассеянно улыбнулась, допила остатки джина и слегка потерла лоб. «Отдохнуть»… Если бы она могла себе это позволить! Небольшие изменения, которые она сделала (в том числе и броская рекламная кампания, проведенная агентством, в котором работал Мэддокс), не смогли улучшить положение «Мерчантс». Требовались чрезвычайные меры. На следующее утро она созвала триумвират.

Вскоре они ушли. Маленький «эм-джи» Чарлза вела Майя. Молодая женщина ехала быстро, пытаясь избавиться от напряжения и досады, преследовавших ее весь день. Когда она остановила машину, Чарлз с надеждой спросил:

— Как насчет субботы?

Но она только покачала головой:

— Мне придется уехать на все выходные.

Потом она сослалась на поздний час, головную боль, быстро поцеловала Чарлза на прощание, с облегчением вздохнула, закрыла за собой дверь и снова осталась одна.