Агасфер. Золотая петля. Том 2 - Вячеслав Каликинский

– Ну-с, как вы спали на новом месте, Мария Родионовна? – бодро осведомился Берг.

– Признаться, не очень, – повела плечами она. – Сверчки трещали изо всех сил, скрипело что-то… Выбралась на улицу, воздухом подышать – птица какая-то прямо над головой громко так кричала, ровно напильником по железу.

– Коростель, наверное, – кивнул Берг. – Они безобидные, Мария Родионовна, птицы. Люди нынче гораздо опаснее!

– Почему нынче? – вскинулась Ханжикова. – Люди всегда, во все времена были друг другу опасны. Впрочем, в компании с вашей экспедицией чувствуешь себя в безопасности!

Берг молча поклонился.

Помолчали. После небольшой паузы Ханжикова тронула Берга за локоть:

– Михаил Карлович, вы вчера вечером за столом… Насчет переезда в Россию пошутили, конечно?

– Отчего пошутил? Приходят порой такие мысли, – избегая определенности, отозвался Берг. – И места в Сибири есть замечательные, и люди попадаются хорошие…

– А вам интересно мое мнение?

– Почту за честь узнать, Мария Родионовна.

Некоторое время Ханжикова молчала, словно подбирала нужные слова. Потом заговорила – быстро, словно боялась, что не успеет закончить свой монолог:

– Знаете, мне кажется, что желание бросить все и уехать куда глаза глядят у людей сродни с неким юношеским максимализмом, когда кажется, что все проблемы можно решить одним махом. Если заглянуть в глубь веков, то сам переезд или кочевание с места на место, у людей всегда был связан с поиском новых пастбищ, источников воды, рыбы, золота, железной руды, лесов с шишками, грибами, мест обитания диких животных… Понимаете, о чем я хочу сказать, Михаил Карлович?

– Разумеется, – внимательно слушая необычный монолог Ханжиковой, Берг на мгновение обернулся, не желая упускать из виду отставшего Рейнварта.

– Так вот, если вы всерьез размышляете о переселении в Советскую Россию, Михаил Карлович, вы должны даже не трижды – три тысячи раз подумать о своем эскепейрстве[41], – продолжила Ханжикова. – Вернее, не о том, от чего вы сбегаете, а куда прибежите! От чего – вы и сами прекрасно знаете: это привычный уклад жизни, уютный дом, круг знакомых, какая-то стабильность везде и во всем. А вот куда? После революции в России очень быстро и успешно все разрушили. До основания, как поется в их песне, – а вот как и что именно надо строить, они толком не определили. Начали вроде строить – а получается плохо. Криво как-то, не так, как мечталось. И строители нового общества злятся – но ведь не на себя, не на свою косорукость, как следовало бы! А на старый мир, который они сломали. Будто тот мир чем-то виноват, что был обустроенным, предсказуемым, уютным! И вам они не простят – как «обломку» старого мира и неизбежному свидетелю их неуклюжести и пустозвонства. Вам не дадут, поверьте, жить ради себя, сторонясь навязываемых ими целей и задач!

Агасфер внимательно поглядел на собеседницу. До нынешнего дня он и не предполагал сколько-нибудь серьезно задуматься о возвращении на родину – слова об этом родились у него спонтанно, под влиянием доброжелательной обстановки и, может быть, лишней стопки самогона. Однако страсть в голосе Марии Родионовны его просто поразила. Он вдруг осознал, что, спеша дистанцироваться в глазах сына от этой женщины, действительно ничего о ней не знает.

Чем она занималась в Иркутске до переезда в деревню, была ли замужем? А главное – почему после сорока лет решила вдруг променять привычный городской уклад на сельское, непривычное для выпускницы привилегированного Девичьего института бытие? Ни брат Ханжиковой, ни она сама никогда не говорили об этом… Да Бергу, собственно говоря, и дела до всего этого не было – до недавних пор. Совсем недавних… До тех пор, пока рядом с этой женщиной он с новой остротой не почувствовал свое одиночество.

Сын? Да, конечно, это родная душа и предмет искренней привязанности. Берг искренне надеялся, что у них это чувство взаимное. Но надолго ли? Еще немного – и Андрей пойдет по жизни своим путем. Так уж устроен мир, и старикам нельзя роптать на это!

Вздохнув, он прикоснулся к руке Марии Родионовны.

– А вы? Вы же уехали из Иркутска. От родителей, от подруг и знакомых… Вам-то к чему деревенская глушь, Мария Родионовна?

Ханжикова осторожно высвободила руку, натянуто рассмеялась:

– Я «эскейпировала» не ради новых ощущений – я бежала от плохого. Искренне надеясь, что вдали от Иркутска мне будет по меньшей мере не хуже, чем там. Когда-нибудь… Может быть, я расскажу вам об этом – но не сейчас, простите! Тем более нас встречает Катерина с какими-то ленточками в руках…

– А-а, это, видимо, телеграфное сообщения насчет нас, Мария Родионовна. Ваша подруга вызвалась посодействовать насчет организации обратного маршрута по железной дороге… Ну, чем порадуете, Катенька?

Катерина победно встряхнула гроздью бумажных ленточек:

– Полная виктория, господин профессор! Начальник станции Залари Кондратьев любезно согласился прицепить вашу сцепку к сегодняшнему сборному составу из Черемхово. Так что вечером вагоны будут здесь, а завтра утром я встречаю поезд из Красноярска. Поездная бригада со станции Зима, я там всех знаю – так что прицепим ваши вагоны – и ту-ту! Проблем не предвидится!

– Весьма признателен, – поклонился Агасфер. – Вы наша спасительница, Катенька! Но… Вам и вправду не попадет от начальства?

– Да за что мне попасть может? Ваша просьба и лишней лопаты угля для паровоза стоить не будет! – успокоила Катерина. – Жалко, конечно, что так мало погостили у нас, господин профессор, правда, Машенька?

Начальница станции вручила Бергу телеграфные ленточки и обняла Ханжикову, заглянула ей в глаза. Та неопределенно пожала плечами, словно говоря: мало так мало. Мы никого не гоним…

– Но я понимаю: у вас дела! Это мы здесь, как в сонном царстве, живем, – Катерина изобразила сонное царство, склонив голову и приложив к щеке сложенные ладоши. – Не спешим, не торопимся… А жизнь-то мимо пролетает! Как поезда… Ой, я же вам находку свою обещала показать, господин профессор! Пойдемте в контору…

* * *

Агасфер подцепил ногтем крышку коробочки, раскрыл ее и склонился над столом. Перед ним лежал равновеликий двойной крест с основанием из желтого металла. Судя по тяжести – золотой. К нижнему кресту крепился малахитовый – чуть меньшего размера, с выложенной на нем из золота датой – «1918». Он перевернул вещицу и увидел на золотом основании римскую цифру «I».

– Могу только поздравить вас с такой находкой, Катенька, – Берг уложил крест в коробочку и подвинул ее к собеседнице. – Это знак ордена «За освобождение Сибири», учрежденного еще омской Директорией в 1919 году. Шла война, и у нее были свои герои. Директория посчитала неэтичным награждать отличившихся царскими орденами. Автор идеи – художник Ильин, победивший в конкурсе Омского общества художников и любителей искусств Степного края. По замыслу Сибирского правительства, сей орден должен был воплощать идею возрождения России, ее освобождения от ига большевиков. Символом возрождения стали мотивы древней орнаментальной мистики и современных аллегорий. Дата на верхнем кресте знаменует собой начало освобождения Сибири. Награда имела четыре степени и два варианта исполнения – для военных и гражданских лиц. Вам, Катенька, достался гражданский вариант ордена – здесь отсутствуют скрещенные золотые казацкие шашки… Награда уникальная: ордена по каким-то причинам не понравились адмиралу Колчаку, и он отказался вносить «Освобождение Сибири» в наградной правительственный реестр. Ордена никому не были вручены, их собирались переплавить – но, видимо, не успели. Или передумали – иначе как бы в Тырети оказался один из этих раритетов?