В футбольном зазеркалье - Николай Кузьмин

Скачков засиделся за обеденным столом и вышел из столовой позже всех. Ребята разбрелись по комнатам, нигде не видно ни души. На два часа самого отвесного зноя база обычно затихала, словно вымирала. У Тузика, забившегося в куст сирени, утомленно дергались бока и капало с языка. Увидев Скачкова, пес вежливо шевельнул хвостом, но остался на месте: жарко.

Из командного домика показались Игорь Белецкий и Матвей Матвеич, они несли большое полотнище стенной газеты. Газета делалась стараниями Белецкого и Серебрякова. Вдвоем, запершись от всех, они составили столы и – клеили, писали, рисовали.

Номер посвящался предстоящей поездке.

На две колонки сверху донизу поместилось выступление Арефьича, разбиравшего первые сыгранные матчи. Он остановился на так называемом комплексе чужого поля и расшифровал его как недостаток «здоровья» коллектива.

Много места заняли пожелания дирекции стадиона, работников столовой, Кондратьича, Марковны. Половину номера занимал юмор, здесь, как всегда, показал себя Владик Серебряков, рисовальщик и сочинитель подписей.

Сашу Соломина поздравляли с переходом в основной состав. К голове, вырезанной из фотоснимка, пририсована узловатая атлетическая фигура в футбольном одеянии, застывшая в растерянной горемычной позе. Подпись состояла из двустишия:

«Страшно, если слушать не желают.

Страшно, если слушать начинают!»

Обидно ущипнули Семена Батищева. Темой для шаржа послужила все та же его скованность в игре, где он, словно связанный шахтерскою привычкой к тесноте забоя, цепенел перед пространством поля, перед широкой, не признающей трафаретов грамматикой футбола. Семен стоял с плачущим лицом, за ним в воротах лежал мяч, а строгий Тузик, назидательно подняв лапу, поучал: «Нечего на тренера валить. А своя голова у тебя для чего? Фуражку носить?»

Не пощадил Серебряков и себя: он был изображен перелезающим через забор базы в поздний час. «Ночной эфир струит зефир!»

Алексей Маркин помещался в воротах с двумя дочками на руках. В ворота летели мячи с пририсованными крылышками, и девочки тянулись к ним ручонками, точно к безобидным мотылькам.

На последней колонке было наклеено разглаженное письмо болельщика команды, пришедшее издалека. Прислал его ученый, микробиолог, зимующий в Антарктиде. Автор подобрал статистику, доказывая, что от таких игроков, как Комов, команде больше вреда, чем пользы (подсчитал, сколько «Локомотив» схлопотал пенальти за комовскую грубую игру). К тому же добавлял он, из-за таких, как Комов, футбол теряет красоту и огорчает поклонников команды. Это письмо, помогая тренерам разбирать ежедневную почту (а писем приходило множество: хвалебных, льстивых, ругательных), обнаружил Дворкин и протянул Ивану Степановичу. Тот прочитал, посопел, но в конце концов решил поместить его в стенной газете. Послание далекого болельщика из Антарктиды не стали переписывать, а наклеили так, как оно есть.

Лениво приплелся Кондратьич, сидевший с газетой в холодке под окнами столовой. На нем были калоши на босу ногу. Приспустив очки и набычив голову, точно собираясь бодаться, старик стал разглядывать рисунки, водить пальцем по строчкам и бубнить – читать он привык вслух.

– Ишь ты!.. – одобрительно приговаривал он и поверх очков взглядывал на Скачкова.

Не понравилась ему лишь карикатура на Батищева.

– Зря. Зачем?

Потом он вспомнил о газете у себя в руках и показал Скачкову развернутый газетный лист с чьими-то карандашными пометками.

– А тут-то у нас что делается – видал?

Ковыряя в зубах, Скачков невнимательно взглянул, но моментально оживился и отбросил спичку. В глаза бросилось название: «На поле выходят за победой». Это было выступление Каретникова.

Вся подоплека, вся возня, связанная с выступлением газеты, оставалась для Скачкова, как и для всех непосвященных, где-то за краем газетной страницы. Ничего этого он не знал, да и не это было теперь главным.

«Размахнулся подходяще», – вот все, что подумал он, заинтересованно склоняясь вместе с Кондратьичем над газетной страницей.

Выступление газеты было построено на вопросах тренеру: вопрос первый, второй, третий… Под пером журналиста ответы скуповатого на язык Каретникова получились необычайно многословными. Видимо, попав в опытные руки, Иван Степанович разговорился, раскошелился на воспоминания (даже о детстве).

Как оказалось, родился и вырос Каретников в Донбассе. Футбол в то время был привилегией англичан, служащих акционерных заводов и шахт. Гоняли мяч и дети англичан – рабочая детвора завидовала чистеньким ухоженным подросткам, игравшим настоящим накачанным мячом (сами они шили колобки из обрезков старых голенищ, набивали тряпками). Маленькие англичане презрительно гоняли чумазых ребятишек: «Гоу! Гоу!»

В Донбассе же, юношей, Каретников записался в рабочий клуб, был чемпионом Украины, потом его забрали в Москву. Это было началом пути, началом известности.

Скачков читал, навалившись на плечо монотонно бубнившему Кондратьичу.

Искусно строя свои «вопрос – ответ», Брагин рассказал и о послевоенной поездке московского «Динамо» в Англию, и об олимпийском матче в Хельсинки. То было поколение долгожителей отечественного футбола, сверстники героев незабываемого киевского матча. Вспоминая об этих славных вехах развития советского футбола, Брагин как бы публично надевал на старого мастера все его награды и заслуги, подзабытые за временем.

«А что? – подумал Скачков, протягивая руку, чтобы поправить завернувшийся газетный лист. – Дельно!»

Таким неторопливым, основательным вступлением был подготовлен переход к нынешнему положению в команде.

Молодые люди, рассуждал Каретников, зачастую приходят в спорт, видя в этом самый легкий способ самоутверждения. Но он отнюдь не так легок, этот способ, далеко нет! Конечно, спорт дает особое ощущение жизни, и каждому лестно повергнуть многотысячный стадион в радостное изумление, совершив такой, например, поистине цирковой трюк, какой продемонстрировал однажды на одесском стадионе знаменитый нападающий Пека Дементьев: он на голове пронес мяч через всю защиту, головой же перекинул мяч через выбежавшего вратаря и головой добил его в сетку ворот! Однако редко кто знал, что стояло за таким уникальным голом легендарного футболиста – какая пропасть трудолюбия и отречения от многих жизненных соблазнов.

Футбол, как и всякий спорт, требует беззаветной преданности и целеустремленности. О, сколько нужно воли, чтобы всю жизнь стремиться к одной цели, но зачастую так и не достичь ее! И все же команда не сдается, не складывает оружия, а вновь и вновь выходит на поле, надеясь на успех. И пусть многие, очень многие за свой спортивный век так и не достигнут этой великой цели, однако Надежда (слово это Иван Степанович наделил особым смыслом) останется жить в сердцах их последователей и будет руководить всеми их помыслами и делами. Собственно, в этом весь спорт – непрерывный посыл к большой, самой высокой цели, пусть даже она останется недосягаемой, но ярким светом все время горит впереди.