Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье

Как мы уже упоминали, граф де Фуэнтес и министры Фландрии просили Господина Принца стать возмутителем спокойствия государства. А герцог Феерия пообещал содействовать всеми силами, имеющимися в распоряжении его Короля, в борьбе с теми, кто желал помешать регентству Королевы.

Он также поднял вопрос о двойном браке, договор о котором был тогда же заключен между Францией и Испанией; по секретному соглашению, заключенному им с государственными министрами, его господин – король Испании, отказывался поддерживать бунтовщиков соседнего с ним королевства, мы же не должны были вмешиваться в дела Германии, осложненные соперничеством между императором Рудольфом и восставшим против него родным братом Матиасом[68], отнявшим у императора часть его наследных провинций и других земель.

Это восстание Матиаса против престарелого брата, корону которого он, казалось, вскорости должен был унаследовать, показывает, что честолюбие не имеет границ, что нет ничего уважаемого и святого, на что бы оно не было готово посягнуть ради своих целей.

Матиас оправдывает политику Испании, которая держит братьев-королей в таком состоянии, что у них не возникает никакого желания вредить Королю: они знают, что лишены возможности править.

Герцог Савойский, зная об идее двойного бракосочетания, поручил своим посланникам решительно воспротивиться этому. Он представил дело таким образом, будто покойный Король говорил, что в интересах его сына свекры должны быть ниже его, а не равны. Но на его протесты не обратили внимания, а посланнику наказали утешить его хотя бы словами, раз не могли удовлетворить его желания.

В это время Королева решила короновать своего сына в Реймсе, куда они и отправились. Герцог де Гиз остался в Париже из-за иерархического спора с герцогом Неверским, который, находясь под его командой, собрался явиться в Реймс раньше него.

Коронация состоялась 17 октября, а 18 октября Короля наградили орденом Святого Духа. Кардинал де Жуайёз и Господин Принц также должны были получить эту награду, но кардинал вежливо отказался под предлогом того, что из состояния дел вытекало, что Господин Принц более важная персона, чем он сам, а посему он не желал быть арбитром в споре между ними по вопросу о первенстве, считая, что это могло сослужить плохую службу либо Королю – и разочаровало бы Господина Принца, если бы он оказался в проигрыше, – либо Церкви, если бы кардинал де Жуайёз лишился того, в чем кардиналы всегда были впереди суверенов, за исключением королей[69].

Герцог Буйонский, намереваясь создать союз между принцами крови и знатью королевства, поддерживающей их интересы, не отказался от своих замыслов и вернулся к ним во время пребывания Короля в Реймсе, тайком от Королевы и министров, которым эти замыслы пришлись бы не по душе.

Когда Король выехал из Реймса в Париж, куда он прибыл 30 октября, герцог Буйонский, чтобы усилить этот союз, отправился в Седан – вместе с принцами крови и герцогами Лонгвильским, Неверским, маркизом де Кёвром и некоторыми другими персонами, – где скрепил союз двойным узлом, чтобы сделать его нерушимым.

Затем, чтобы достичь своих целей и положить конец покою, он уговорил гугенотов потребовать созыва Генеральной ассамблеи; это не составляло большого труда: он призывал их воспользоваться малолетством Короля и потрясением, которое испытало государство, потеряв его отца.

Они согласились на это тем более охотно, что заканчивалось время, в которое, согласно эдикту от 1598 года, они могли созвать ее[70].

Королева, рассудив, что они не упустят случая предъявить чрезвычайные и необоснованные требования, которые в силу их неисполнимости могут накалить обстановку до крайности, попыталась выиграть время и отсрочить созыв ассамблеи; но их требования были столь настойчивыми, что оказалось невозможным помешать им собраться. Ассамблея была назначена на следующий год в городе Сомюр.

Ссора, случившаяся во время поездки в Реймс между маркизом д’Анкром и г-ном де Бельгардом, обер-шталмейстером Франции, по поводу их старшинства, позволила герцогу д’Эпернону проявить свою неизменную враждебность по отношению к маркизу, а тот, узнав об этом, решил помириться с Господином Графом, чтобы помешать ему использовать своего союзника – герцога д’Эпернона – против него.

Господин Граф сообщил ему, что у него есть все основания быть недовольным предполагаемым браком м-ль де Монпансье с герцогом де Гизом, решение о котором было недавно принято им самостоятельно: министры дали ему понять, что не имели к этому никакого отношения.

Он добавил, что не может быть ему другом, пока он не исправит эту ошибку, убедив Королеву согласиться на брак м-ль де Монпансье с принцем д’Эгийонским, его сыном. По его мнению, г-жа де Гиз, завладев наследством м-ль де Монпансье, вполне может передать его своим детям от второго брака.

Он считал также, что стоит опасаться того, что у нее появится желание выдать замуж эту наследницу – принцессу крови – за кого-нибудь из младших детей дома Гизов; и в итоге у него не было желания договариваться с ним о чем бы то ни было без ведома Королевы и министров.

Тем временем в присутствии Королевы вышел весьма острый спор между герцогом де Сюлли и Вильруа по поводу трех сотен швейцарцев, которых последний запросил для охраны Лиона, приобретенного незадолго до этого его сыном Аленкуром под свое управление у герцога Вандомского и уступившего королевское наместничество в Сен-Шамоне. Герцог де Сюлли позволил себе высказаться в столь резком тоне, что смертельно обидел Вильруа.

Здесь следует заметить, что во время коронации, на которой герцог де Сюлли не присутствовал по причине своих религиозных убеждений, удалившись в свои поместья, Вильруа, стремящийся навести порядок в делах, посчитал, что все уже свыклись с выходками герцога де Сюлли, и был готов использовать все свои возможности, чтобы убедить Королеву в том, что в ее интересах сохранить за герцогом его должность и предоставить ему на время несовершеннолетия Короля полномочия, которых он не мог иметь при покойном Короле.

Буйон получил приказ встретиться с герцогом де Сюлли в Париже после его возвращения и убедить его в расположении и доверии Королевы не меньших, чем покойного Короля.

Он принял предложение Королевы настолько учтиво, насколько могла ему позволить его грубая натура. И все же он не был удовлетворен, ведь он претендовал на руководство финансами, однако в этом ему было отказано, поскольку и во времена покойного Короля эта должность не была ему пожалована. Этот отказ заставил его относиться с большим недоверием к канцлеру и Вильруа, а Кончини он считал своим врагом.